Ее лицо озарила улыбка, которая на мгновение превратила Элизабет в красавицу.
— Вы нравитесь мне, Лин, — проговорила она.
— У меня давно не было друзей, которых в той или иной степени волновала бы моя жизнь.
— Но почему призрак? — настаивала я. — Значит, кто-то умер? Она кивнула.
— Как странно, — проговорила я. — Разве вы не в состоянии заставить мужчину, которого любите, забыть все? Разве здравствующая жена не является гораздо более серьезным препятствием? Вы здесь, а та, другая, исчезла навсегда. Заставьте его позабыть ее. Ведь это должно быть так просто.
— Я знаю, что он никогда ее не забудет, — ответила Элизабет.
И внезапно я со всей ясностью осознала, что она говорит о Филиппе Чедлее. Глава 8
Одолевавшее меня любопытство было подобно лихорадке. Я должна была все выяснить. Мне с большим трудом удавалось следить за словами, которые срывались с моих губ и грозили превратиться в поток вопросов, что могло бы разозлить Элизабет. Тогда я ничего не узнала бы. Я стала действовать с несвойственной мне ловкостью. Я знала единственный доступный для себя способ вызвать ее на откровенность.
Я встала и подошла к разглядывавшей себя в зеркале Элизабет, обняла ее за плечи и поцеловала в щеку.
— Это тебе на счастье, — сказала я. — И если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, позови меня.
Она повернулась ко мне. Ее лицо сияло.
— Ты такая милая, Лин, — проговорила она. — Но я просто дура. Ты знаешь, сколько мне лет?
— Не имею представления, — ответила я.
— Мне двадцать семь, — сообщила она. — Двадцать семь — и ни образования, ни денег. Я без всякой надежды на взаимность влюблена в человека, который меня даже не замечает. И с каждым годом я становлюсь все более несчастной, надежда тает с каждым днем.
— Я уверена, что ты слишком мрачно смотришь на вещи, — сделала я попытку разубедить ее. Она невесело рассмеялась.
— Возможно. Будь осторожна, никогда не влюбляйся в человека, который тебя не любит. Твоя жизнь превратится в кошмар.
— Но почему он не любит тебя? — спросила я. — Почему ты не можешь заставить его полюбить тебя?
— Я же сказала тебе, — ответила она. — Он никогда не взглянет на другую женщину.
— Не верю, — упрямо продолжала я. — Такие мужчины бывают только в романах. Страстная любовь, которую они проносят через всю жизнь — это просто плод фантазии.
Про себя я смеялась над тем, с какой уверенностью я говорила о том, о чем не имела ни малейшего представления — что я могла знать о мужчинах? И все же мне казалось, что Элизабет переигрывает в своем отчаянии и ведет себя страшно глупо.
— Если бы только моя семья дала мне шанс! — воскликнула Элизабет. — Ну разве я могу хоть кому-то показаться понравиться, когда у меня такой вид? Мне надо проконсультироваться у косметолога, сходить к портному. Но мама упадет в обморок, если я заговорю с ней об этом. А сестры скажут, что с моей стороны эгоистично продолжать что-либо требовать для себя, что у меня был шанс, но я упустила его.
— Если человек что-нибудь страстно пожелает, он обязательно этого добьется, — сказала я, вспоминая Анжелу.
— Я не могу, — простонала Элизабет. — У меня не хватает, если можно так выразиться, силы воли. Я пасую перед трудностями. Я уверена, что ты сильная, Лин. Как мне хотелось бы быть такой же, как ты.
— Ну, а почему бы тебе не обратить свое внимание на кого-то другого? — предложила я. — Может, это вызовет у него ревность.
— Дорогая моя, он даже не заметит! Если бы я решила выйти за водителя автобуса, он послал бы мне к свадьбе дорогой подарок и навсегда забыл бы обо мне.
— Действительно, надежды мало, — согласилась я.
— Очень мало, — проговорила Элизабет. — Но так обстоят дела, и я постепенно погружаюсь в пучину безысходности.
Я не смогла сдержать улыбки. Преисполненные трагизма высказывания Элизабет совершенно не вязались с ее внешностью.
— Как я смогу помочь тебе, — сказала я, — если ты так легко сдаешься. Послушай, мы будем действовать вместе, и тогда обязательно что-нибудь получится. Я уверена в этом.
Она покачала головой.
— Ты не понимаешь.
— А как я могу понять, — раздраженно проговорила я, — если ты говоришь одними загадками. Она взяла меня за руку.
— Пошли, — сказала она, — я покажу тебе кое-что.
Мы вышли на лестницу, но, вопреки моим ожиданиям, не спустились вниз, а направились к массивной двери. За ней находилась анфилада комнат. Элизабет открыла последнюю дверь в этой череде и зажгла свет. Я увидела, что мы оказались в огромной комнате. Вдоль всех стен от пола до потолка тянулись книжные полки. В углу стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. Несмотря на теплый летний вечер, в камине горел огонь, что делало комнату очень уютной. Перед камином стояло несколько больших кресел, которые так и манили к себе.
— Как красиво! — воскликнула я, но Элизабет не дала мне возможности внимательно все рассмотреть.
Она пересекла комнату, открыла узкую дверь между книжными шкафами и позвала меня.
— Я обнаружила это совершенно случайно, — прошептала она. — Нам надо поторопиться, а то нас могут начать разыскивать.
Дверь вела в спальню, все окна которой были завешены изумительными парчовыми шторами, которые никак не сочетались с пустыми строгими стенами. Здесь тоже горел огонь. Мебели почти не было.
Элизабет остановилась посреди комнаты.
— Взгляни, — сказала она. — Это она. Я подняла глаза. Над камином видел портрет женщины. Внезапно кровь отлила от лица, сердце бешено забилось: я узнала эту женщину. На заднем плане была изображена темная драпировка, на фоне которой ее руки и шея казались ослепительно белыми. Ее пристальный взгляд был устремлен на меня. Ее лицо отличалось правильностью линий, темные волосы прикрывала вуаль. Женщина была окружена сверканием изумрудов.
Я узнала портрет. Я знала это лицо так же хорошо, как свое. Тонкий нос правильной формы, полные яркие губы, изящные длинные пальцы, прижатые к покрытой кружевом груди.
— Это и есть призрак! — полным трагизма голосом сообщила Элизабет.
Я совсем забыла о ее существовании, забыла, что она стоит рядом со мной. Я вздрогнула и схватила ее за руку с такой силой, что она вскрикнула.
— Кто она? — спросила я.
У меня не укладывалось в голове, что я не знаю ответа, что не в состоянии назвать имени той, чье лицо было мне так знакомо.
— Ты делаешь мне больно! — воскликнула Элизабет.
— Кто она? — опять спросила я. В камине сдвинулось прогоревшее полено, и от этого звука мы обе вздрогнули.
— Скорее, — проговорила Элизабет. — Нельзя допустить, чтобы нас здесь увидели.
