В комнату просовывает голову сквозь стену Штатный Детектив с двухфутовой сигарой во рту:
– У вас тут что, бродячий зверинец?
Хасан ломает руки: «Бойня! Грязная бойня! Клянусь Аллахом, отродясь не видел ничего более мерзкого!»
Он резко поворачивается к Эй-Джею, который с попугаем на плече и повязкой на глазу сидит на матросском сундучке и пьет ром из высокой пивной кружки. Он изучает горизонт, глядя в громадную медную подзорную трубу.
Хасан: «Ах ты, дешевая фактуалистская сука! Убирайся, и чтобы ноги твоей больше не было в моей комнате развлечений!»
УНИВЕРСИТЕТ ИНТЕРЗОНЫ
Ослы, верблюды, гуанако, рикши, тележки с товарами, которые из последних сил толкают мальчики с глазами навыкате, напоминающими языки удушенных, – воспаленными и покрасневшими от звериной ненависти. Между студентами и лекционной кафедрой пасутся стада овец, коз и длиннорогого скота. Студенты бездельничают, рассевшись на ржавых парковых скамейках, известняковых глыбах, сортирных сиденьях, упаковочных ящиках, бочках из-под нефти, пнях, пыльных кожаных подушечках, рваных гимнастических матах. Одетые в джинсы с джеллабами… в облегающие штаны с кружевными камзолами, они пьют кукурузную водку из мейсоновских банок для консервирования, кофе из консервных банок, курят план (марихуану), сворачивая косяки из оберточной бумаги и лотерейных билетов… ширяются джанком при помощи английской булавки и пипетки, изучают программки скачек, книжки комиксов, кодексы майя…
Профессор приезжает на велосипеде и везет с собой связку рыбьих голов. Он взбирается на кафедру, держась за спину (подъемный кран раскачивает у него над головой мычащую корову).
ПРОФ: Сегодня ночью меня отъебало все султаново войско. А ведь я вывихнул спину, обслуживая гомика, который у меня живет… И никак не выселю одну старую манду. Хорошо бы дипломированный специалист по электронике мозга отключил ее синапс за синапсом, а судебный пристав-хирург вышвырнул на улицу ее кишки. Когда Ма без спроса перебирается к какому-нибудь мальчишке со всеми своими пожитками, тот из кожи вон лезет, лишь бы выселить эту наглую приживалку…
Он смотрит на рыбьи головы и мурлычет песенки двадцатых годов.
– У меня начинается приступ ностальгии, ребята, и она выплеснется наружу, хочешь ты или хохочешь… мальчишки гуляют по ярмарочному проспекту и жуют сахарную вату… лапают друг друга, разглядывая грязные картинки в кинетоскоп… дрочат на чертовом колесе и метят спермой в багровую луну, восходящую в дыму над литейным заводом за рекой. На тополе возле Старого Здания Суда висит нигра… хнычущие женщины ловят его сперму влагалищными зубами… (Муж смотрит на явно подмененного младенца прищуренными глазами цвета линялой серой фланелевой рубашки… «Док, сдается мне, это нигра».
Доктор пожимает плечами: «Это старая армейская игра, сынок. Горошина под гильзой… То видишь ее, то нет…»)
А Док Паркер ширяется в подсобке своей аптеки лошадиной дозой героина – сразу три грана… «Тонизирует, – бормочет он. – Вечная весна».
«Ручонки» Бенсон, Городской Извращенец, занял кверенсию в школьной уборной (Кверенсия – это термин из боя быков… Бык непременно отыскивает на арене место, которое ему подходит, и остается там, а матадор должен либо войти туда и сразиться с быком на его бычьих условиях, либо выманить его оттуда – то или другое). Образованный шериф «Недоумок» Ларсен и говорит: «Мы должны как-то выманить его из этой кверенсии»… А Старая Ма Лотти, та, что десять лет спит с мертвой дочерью, законсервированной в домашних условиях, просыпается, дрожа, на рассвете в своем Восточном Техасе… там, где над черной водой болот и кипарисовыми пнями кружат грифы…
А теперь, джентльмены… надеюсь, среди вас нет трансвеститов… хи-хи… и все вы джентльмены согласно постановлению Конгресса, остается лишь убедиться, что все вы – люди мужского пола, ведь Перебежчикам с обеих сторон вход в эту приличную аудиторию категорически запрещен. Джентльмены, предъявите личное оружие. Всех вас уже проинструктировали по поводу того, как важно держать ваше оружие хорошо смазанным и готовым к любому бою – как фланговому, так и арьергардному.
СТУДЕНТЫ: Слыхали! Слыхали! – Они устало расстегивают ширинки. Один из них угрожающе размахивает гигантской эрекцией.
ПРОФ: Итак, джентльмены, на чем я остановился? Ах да, Ма Лотти… Она просыпается, дрожа, на ласковом розовом рассвете, розовом, как свечи на торте в день рождения маленькой девочки, розовом, как сахарная вата, розовом, как морская раковина, розовом, как хуй, пульсирующий в красном свете ебли… Ма Лотти… хм-хм… если не прекратить это бесконечное занудство, ее одолеет старческая немощь, и она составит компанию своей дочери в формальдегиде.
«Поэма о Старом Мореходе» Кольриджа, поэта… Я хотел бы обратить ваше внимание на символичность самого Старого Морехода.
СТУДЕНТЫ: Он говорит, самого.
– В связи с этим обратите внимание на его собственную неаппетитную персону.
– Зря вы это сказали, учитель.
Сотни несовершеннолетних преступников… на него наставлены пружинные ножи, клацающие, словно зубами.
ПРОФ: О, силы земные! – Он отчаянно пытается переодеться старухой в высоких черных башмаках и с зонтом… – Не будь у меня люмбаго – не могу как следует нагнуться, – я бы схитрил, подставив им свою сладкую попочку, как это принято у бабуинов… Если на более слабого бабуина нападает более сильный бабуин, то более слабый бабуин либо (а) предлагает свою, гм, филейную часть, думаю, так это называется, джентльмены, хи-хи, для пассивного совокупления, либо (б) будучи бабуином другого типа, более экстравертным и рассудительным, нападает на еще более слабого бабуина, если сумеет такового найти.
Неопрятная Декламаторша в платье двадцатых годов – похоже, она и спит в нем с тех самых пор, – шатаясь, переходит мрачную, освещенную неоном чикагскую улицу… в воздухе неупокоенным призраком повис мертвый груз Славных Прежних Дней. Декламаторша (проспиртованный тенор): «Найдите самого слабого бабуина».
Пограничный салун: Педрила-Бабуин, наряженный в голубое девчоночье платье, поет смиренным голосом на мотив песни «Лазурно-голубое платье»: «Я слабейший из всех бабуинов».
Профессора и юношей разделяет товарный поезд… Когда поезд проходит, у тех уже толстые животы и ответственные должности…
СТУДЕНТЫ: Мы хотим Лотти!
ПРОФ: Это было в другой стране, джентльмены… Как я уже говорил, мною бесцеремонно завладела одна из моих многочисленных личностей… этих маленьких проказников… рассмотрим образ Старого Морехода без кураре, лассо, балбокапнина и смирительной рубашки, хотя посредством всего этого и удается приковывать к себе внимание публики… В чем состоит его, хм-хм, уловка? Хи-хи-хи-хи… В отличие от так называемых художников современности он не удерживает при себе всех подряд, а значит, не дает повода для скуки и редко причиняет неудобство… Он останавливает тех, у кого нет другого выхода, кроме как слушать, вследствие отношений, уже сложившихся между Мореходом (каким бы старым он ни был) и э-э Брачным Гостем…
