Еще один важный для исследования арт-объект ей собирался показать лично Гарин.
– Ты завтра как – свободна? – спросил он, когда она принесла очередной черновик главы о ритуалах. Ли кивнула. – Замечательно. Слышала когда-нибудь о Джозефе Ма? Ну вот, завтра съездим, покажу. Тебе понравится, это нечто!
Следующим утром он подобрал ее на своем «Шевроле» и повез куда-то на юг по шоссе 63, мимо полей, засеянных кукурузой. В пути он говорил без остановки, с каким-то детским энтузиазмом рассказывал о месте, в которое они направлялись:
– Значит, вот, есть такой парень, зовут Джозеф Ма. Сын эмигрантов из Китая. О том, как они бежали в Штаты, я как-нибудь отдельно расскажу, это тоже дикая история. У самого Ма с детства было два увлечения – макеты и фейерверки. Замкнутый в себе, аутичный пацан до шести лет не разговаривал, и врачи считали его слабоумным, хотя на самом деле он просто стеснялся своего акцента. Друзей у него не было, и целыми днями он сидел дома и собирал небольшие деревянные модели домов и автомобилей. Затем в семидесятых, окончив какой-то захолустный строительный колледж на юге Миссури, он переехал в Сент-Луис, где устроился в фирму, которая занималась демонтажом ветхих зданий. Сама идея направленного взрыва казалась ему очень перспективной; парень, говорят, был просто одержим разрушениями – умел видеть в руинах особую красоту. За десять лет работы Ма дослужился до начальника бригады и сам стал закладчиком – тем парнем, который закладывает заряды взрывчатки под перекрытия. И в то же время стал набирать популярность как художник, когда в профессиональных кругах пошла молва о сумасшедшем китайце, который превращает подрыв ветхих сооружений в произведения искусства. Ма научился ювелирно работать с тротилом, гексогеном и нитратом аммония и подрывать здания так, чтобы после того, как осядет пыль, на месте оставались причудливые руины похожие на язык, на слова. Его первые, эмм, скажем так, инсталляции в прессе прозвали NO – он снес несколько зданий таким образом, что оставшиеся стоять балки и перекрытия натурально сложились в слово NO; об этом написали в прессе, новость дошла до одного из скаутов галереи Купера-Хьюитта в Нью-Йорке, и Ма предложили организовать выставку. Он согласился, и спустя месяц в галерее появилась его инсталляция – небольшой макет здания, собственно, галереи Купера-Хьюитта, в масштабе 1:1000. И все бы ничего, да только макет был слеплен из брусков пластида С4, на столе рядом лежал электродетонатор и записка «Нажми меня», а на стене напротив – экран с симуляцией возможных последствий в случае, если пластид сдетонирует; Ма буквально воссоздал здание галереи в поле, заложил в него заряд и заснял разрушение с нескольких ракурсов; и во время выставки посетители могли видеть на экране, что случится, если они надавят на гашетку электродетонатора. Сложно сказать, что произвело большее впечатление – наличие бомбы или симуляция на экране, но Ма заинтересовались не только ценители искусства, но и полиция, и ФБР; он был арестован – кажется, за хулиганство и чуть ли не за терроризм – и предстал перед судом – правоохранительные органы не оценили шутку с заминированным макетом. Хотя некоторые до сих пор считают, что суд был уткой, частью рекламной кампании по раскрутке китайца. И тут надо сказать, что суд действительно был просто уморительный. Только представь: замгенпрокурора спрашивает: «Скажите, детонатор с запиской «нажми меня» был в рабочем состоянии?» – а Ма ему отвечает: «Я не могу вам сказать, именно в этом смысл – никто не должен знать, рабочий детонатор или нет», и замгенпрокурора ему такой: «Если не ответите на вопрос, вам грозит тюрьма, мистер Ма». Такая вот «уловка 22», понимаешь? Чтобы выйти на свободу, Ма нужно было всего лишь признать, что детонатор на выставке был игрушкой; но это признание разрушило бы смысл его произведения, он не мог предать собственный замысел, ритуал для него был важнее личной свободы; и он промолчал. Ему грозил реальный срок, и пока он ждал приговора, весть о его судьбе разнеслась по арт-кругам со скоростью ежедневных газет. Именно из газет о нем и узнала Маргарет Эйд, дочь владельца фармацевтической сети и коллекционера Кристиана Эйда, известная своими эксцентричными проектами. Она наняла Ма лучшего адвоката, добилась замены уголовной статьи на административную и заплатила штраф. Говорят, у них начался роман и все дальнейшие инсталляции Ма спонсировала Эйд. В том числе именно она оплатила самый крупный и безумный проект в его карьере – как раз туда мы и направляемся. Он называется PHEPH – сокращение с латинского post hoc ergo propter hoc: «после того значит вследствие того». На деньги своей прекрасной любовницы Ма купил огромный участок земли и возвел на нем целый город, в котором при желании можно было бы поселить до десяти тысяч человек. В городе есть все – вода, отопление и электричество в каждом доме, заасфальтированные дороги, рабочие светофоры, и даже продукты на полках в супермаркетах настоящие. Есть только один подвох – весь город заминирован. Почти под каждым зданием заложен заряд. Сам город закрыт, обнесен высоким забором и находится под наблюдением. В нем установлены сотни камер, которые ведут круглосуточные трансляции.
– И в чем идея? – спросила Ли.
– В ожидании. Точнее – в тревожности ожидания. Ма раскидал по улицам, комнатам и подвалам триггеры – электродетонаторы или растяжки, при нажатии на которые запускается цепная реакция и весь город взлетает на воздух. И поскольку город пуст, запустить триггер может только какое-нибудь совершенно случайное событие и животное – крыса, птица или сильный порыв ветра. Что угодно, понимаешь? Уже три – или четыре, я точно не помню – года все больше людей следит за этим проектом. Все ждут, когда же он уже рванет. Но он стоит – пустует, ветшает, но стоит – ни один триггер пока не сработал. На самом деле, завораживающее зрелище. Любой желающий может приехать и полюбоваться им со смотровой вышки; посмотреть в мониторы, понаблюдать за тем, как ветер гоняет бумажки и листья по пустым улицам.
– Так, погодите, уже четыре года люди ждут, когда заминированный город взорвется?
– Угу.
– Серьезно?
– Ну да. В этом весь смысл: если взрыв и случится, мы никогда в точности не сможем узнать, что именно вызвало детонацию и какой именно триггер сработал. Тут, конечно, куча проблем с законом и безопасностью. Всегда есть риск, что на объект пролезут какие-нибудь отбитые школьники или студенты – нервы пощекотать. Жители городка по соседству, мягко скажем, не в восторге от того, что рядом с ними установлена такая вот бомба замедленного действия – и плевать, что это как бы произведение искусства. Их протесты и обращения в администрацию, впрочем, пока ни к чему не привели – до сих пор ходят по судам. Но желающих поглядеть на PHEPH все больше – и каждый приехавший на смотровую вышку турист надеется, что город взорвется прямо у него на глазах. И это самое необычное – представь: ты стоишь на вышке и смотришь на абсолютно пустой город вдали, который может взлететь на воздух в любой момент, но при этом взрыва все ждут уже четыре года. Среди местных даже есть теория, что на самом деле никаких зарядов под городом нет, и никаких триггеров – все это – вымысел и тоже часть инсталляции – как и в случае с детонатором на выставке и запиской «нажми меня» – Ма как бы играет с нашим восприятием; заставляет нас ждать события, разрушения, которого никогда не случится; и именно это проживание, опыт ожидания катастрофы и есть цель его искусства. Понимаешь?
