Пока мистер Уэллек рассказывал, Ли перебирала ксерокопии статей – пыталась как-то осмыслить новую информацию. В стопке была черно-белая фотография с места аварии и исчезновения отца Гарина – нечеткая, зернистая, но оленьи рога в свете фар полицейской машины были отлично видны.
– На каком шоссе это произошло? – спросила она.
Мистер Уэллек посмотрел на фото.
– Эм-м-м, сейчас скажу. На шестьдесят третьем.
Таня
На следующий день после возвращения из «Чащи» Таня заметила, что за ней следят – или, точнее, ходят по пятам. За ней и раньше ходили, но в этот раз все было иначе – какие-то люди преследовали ее повсюду и даже не пытались вести себя скрытно; заходили за ней в магазины, садились за соседний столик в кафе и стояли рядом на автобусных остановках и постоянно снимали ее на телефоны – причем вели себя при этом нагло и вызывающе, и когда она спрашивала, что им нужно, они лишь ухмылялись и отвечали:
– Ничего, мы просто гуляем, погода замечательная, правда?
– А не могли бы вы перестать меня снимать?
– А мы вас не снимаем, – сказал один из них, подросток с желтыми зубами и большими, хрящеватыми ушами, похожими на разваренное тесто для пельменей; сказал и тут же и прыснул – ему, похоже, ужасно нравилось преследовать ее. – Мы снимаем стену за вами.
Таня взяла вещи и пересела за другой столик, и подростки тоже пересели поближе к ней и, хихикая, снова направили на нее камеры.
То же самое было позже в супермаркете, тот же подросток с ушами-пельменями подошел к ней в упор и, включив камеру, стал комментировать все ее действия:
– Выбирает сухари марки «К чаю», взяла с корицей, а, нет, передумала, положила назад. Обернулась, смотрит на меня, вся такая недовольная.
И когда она просила его отойти, он, наслаждаясь собственной подлостью, продолжал убеждать ее, что просто стоит здесь и никого не трогает, и если ей так надо, то пусть сама отойдет от него подальше, у нас свободная страна, где хочу там и стою, понятно? Он откровенно провоцировал ее на агрессию. Это было тревожно и неприятно, но Таня вполне понимала, что происходит; Ольга Портная предупреждала ее об этом, за ней самой, говорила она, ходят уже давно, это обычный для Гарина метод – отравлять жизнь тем, кого он считает врагами. Каждого, кто мог представлять хоть малейшую опасностью для «Чащи», Гарин сразу брал в оборот, нанимал гопников; нападение или запугивание – его главные инструменты; и они работали – почти все свидетели и жертвы, пожив неделю под давлением и наглой слежкой гаринских гопников, очень быстро отказывались от своих слов и просили Портную больше никогда им не писать и не звонить.
У Тани и Леры с Ольгой был секретный, защищенный чат, в котором они обсуждали проблемы и планы.
Ольга: Что ж, теперь они и за вас взялись. Мне жаль, но придется запастись терпением. Дальше будут звонки в дверь и по телефону. Ложные вызовы на ваш адрес. Надписи в подъездах. Это все я уже проходила. Гаринские зондеркоманды довольно предсказуемы. Самое обидное, что ничего не докажешь, они отравляют жизнь такими способами, что привлечь к ответственности невозможно.
Таня::((((((И что делать?
Ольга: Главное – не сдавайте назад.
Таня: Об этом не беспокойся. Дойдем до конца (и далее – эмодзи: решительно сжатый кулак).
Ольга: Хорошо.
Таня: Знаешь, я вчера видела его. И говорила с ним.
Ольга: С кем?
Таня: С Гариным (Таня кратко описала Ольге о свои приключения в «Чаще») Он предложил сделать с ним интервью, я думаю согласиться (задумчивый эмодзи).
Ольга: Согласиться на что?
Таня: Ну на съемки. Он сказал, что хочет посотрудничать. По-моему, это шанс (эмодзи – женщина, пожимающая плечами).
Ольга: Нет.
Таня: Почему?
Ольга: Именно потому, что он сам это предложил. Встреча будет на его территории и по его правилам, сечешь? Он уверен, что перехитрит тебя – и он прав. Если ты просто приедешь – получишь показуху. Он знает все твои вопросы заранее – потому что их легко предсказать. Он хочет использовать тебя, и все. Это ловушка.
Таня задумчиво смотрела в окно, у подъезда была припаркована машина, она знала, что там сидят гаринцы. И еще она знала, что Ольга права – нельзя просто так ехать в «Чащу», им нужен козырь. Она снова открыла чат.
Таня: Тогда нам нужен план, как заставить его нервничать и проговориться (задумчивый эмодзи). Нужно сломать его правила (снова – решительно сжатый кулак).
Ольга: Я вся внимание.
Таня: Дай мне пару часов, я придумаю.
Таня закрыла чат и открыла соседний – с Лерой. Начала писать, но тут же стерла сообщение. Пару дней назад Лера улетела на Камчатку. Она уже второй месяц металась между Москвой и Владивостоком, просадила кучу денег на авиабилеты, ее работа висела на волоске – и вот ей снова пришлось возвращаться, в этот раз надолго, минимум на месяц.
– Обещай, что ничего не будешь делать, пока я не вернусь, – сказала она, когда прощались в аэропорту.
Таня пообещала. Но теперь понимала, что обещание придется нарушить. «Прости, я не могу ждать тебя целый месяц». У нее появился план, и сначала она хотела обсудить его с сестрой, но испугалась – знала, что Лера начнет отговаривать и в итоге отговорит.
– Это хороший план, – сказала она вслух, словно пыталась убедить саму себя. – Ну ладно, не такой уж и хороший. Но другого все равно нет, а тебя не будет еще целый месяц.
Таня закрыла чат с Лерой и открыла список контактов. Нашла номер Ильи, набрала.
– Алло, Илья, привет, это Таня, – сказала она и тут же поморщилась, понимая, как глупо это прозвучало; конечно же он знает, кто звонит, у него есть ее номер. – Помнишь, ты спрашивал, нужна ли мне помощь? Так вот – да, нужна. И, скорее всего, тебе это не понравится.
Илья нервно посмеялся.
– Что именно нужно?
Она тяжело вздохнула.
– Это прозвучит странно, но: помнишь, ты играл мента в «Человеке из Подольска»?
Ли
В конце 2010 года Марта Шульц пережила инсульт; последствия были весьма серьезны, у нее возникли проблемы с мелкой моторикой и памятью; левая рука теперь двигалась гораздо хуже, – что было проблемой, ведь Марта была левшой, – а кожа на левой части лица как-то съехала вниз, словно оплавившийся свечной парафин. Ее физическое состояние тут же сказалось на работе фонда – раньше она часами сидела в своем кабинете, принимала пациентов, перебирала бумаги, отвечала на звонки и уезжала куда-то на переговоры; теперь же за время ее отсутствия весь кабинет уже был забит счетами, договорам, сметами и историями болезни, оба телефона на ее столе дребезжали каждые две минуты; а пациенты приходили на сеансы и с растерянностью смотрели на Ли, которой приходилось объяснять им, что доктор Шульц больше не может работать.
