Таня вскинула голову, силуэта на краю ямы уже не было.
– Мам?
Она стала карабкаться вверх, зацепилась за край, подтянулась – у нее были сотни попыток, и она отлично изучила все рубцы на стенах и теперь двигалась очень быстро. Призрак матери, сотканный из осиных ульев, сидел чуть в отдалении, прижав колени к груди и обхватив их руками. Таня подошла, села рядом. Вблизи призрак выглядел еще страшнее – серое, пористое, как будто слепленное из сырого картона существо. Таня подошла к нему, села рядом и обняла. И призрак начал рассыпаться, разваливаться прямо у нее в руках, а потом она…
* * *
… открыла глаза и увидела потолок палаты. Подняла руку, потрогала лицо и, чтобы убедиться, вслух произнесла:
– Я здесь. Я вернулась.
Она нащупала кнопку на краю кровати, нажала. Когда пришла медсестра, Таня попросила вызвать доктора Осипова и позвонить Ольге Портной.
Таня/Ли
Спустя неделю Ольга Портная опубликовала расследование о гаринской секте, о его махинациях и его прошлом. Среди прочего там были и расшифровки разговоров с Таней и Лерой, и видеозапись с регистратора, на которой Гарин призывает своих адептов сбросить людей в яму. Сигнал в тот день был плохой, и запись действительно не загрузилась в «облако»; но ирония заключалась в том, что гаринцы так и не догадались проверить регистратор. Они просто не обратили на него внимания. Когда Таню и остальных сбросили в яму, Гарин приказал своим адептам отогнать машину обратно в город и бросить на какой-нибудь темной парковке, подальше от камер, на случай, если настоящая полиция начнет искать пленников. Именно так они и поступили: оставили машину на Теплом Стане, возле метро, где она благополучно простояла три месяца, – ее, похоже, не решались эвакуировать из-за мигалок и надписи «полиция» на дверях, – она стояла на парковке до тех пор, пока Таня наконец не пришла в себя в клинике доктора Осипова и не заставила Ольгу Портную найти авто. Именно так Портная и получила запись. Расследование Ольги – особенно видео с регистратора – произвело фурор, его распространяли в социальных сетях с комментариями в стиле «Это что за славянское фэнтези?» или «Мама дорогая, это Подмосковье?»; о Гарине заговорили даже на центральных каналах, обсуждений в СМИ было так много, что власти уже не могли закрывать глаза на ситуацию, и вскоре прокуратура инициировала проверку и завела дело, но Таня не верила в то, что проверка приведет к каким-то серьезным последствиям. Как раз наоборот – она готовилась к войне, всюду носила с собой перцовый баллончик и старалась переходить улицу, завидев впереди группу идущих навстречу людей. Они не сомневались, что Гарин будет мстить, и потому, когда спустя еще месяц Ольга Портная позвонила и сообщила, что он исчез, Таня сперва не поверила, решила, что это опять какая-то хитрость, отвлекающий маневр. Но нет – время шло, и вскоре стало ясно, что Гарин действительно уехал; источник Ольги в прокуратуре сообщил ей, что Гарина видели в аэропорту Домодедово, хотя что он там делал, и куда улетел, и почему ему позволили улететь, источник говорить не пожелал.
– Значит, опять сбежал, – ворчала Таня, – Вот же ж сука, а? Старый сучонок.
– Ты как будто разочарована, – сказала Ли. Они ехали в аэропорт, Таня провожала ее.
– А ты нет? У нас был шанс прижать его, и мы вот так глупо его упустили.
Пару минут они ехали в молчании, Ли смотрела в окно.
– Знаешь, – сказала она, – а я ведь за этим и ехала в Россию. За возмездием. Когда Джун мне сказала, что он здесь, у вас, я подумала: ну наконец-то мой шанс поквитаться. А теперь я возвращаюсь домой и понимаю, что все это не важно. На самом деле ведь никакого возмездия не существует, это выдумка из фильмов и книг.
– То есть как это? Ты его, типа, простила, что ли?
– Еще чего! – Ли слабо улыбнулась. – Но я простила себя – а это гораздо важнее.
* * *
Когда они прощались в аэропорту, Таня готова была расплакаться. Так странно – привязаться к человеку, которого знаешь, по сути, всего несколько дней.
– Как там Илья? В порядке? – спросила Ли.
Таня поморщилась.
– Не разговаривает со мной с тех пор, как выписался. Я написала ему везде, где могла. Просила прощения, пыталась звонить, трубку не берет. И я его даже не виню. Я бы тоже, наверно, не брала после такого.
– Ничего, пройдет, – Ли как-то неловко положила ей руку на плечо, словно хотела подбодрить, но боялась нарушить ее личное пространство; даже вроде бы подалась вперед, чтобы обнять, но передумала. – Если решишь скататься в Америку – обязательно пиши. Проведу тебе экскурсию, сходим, посмотрим на аллигаторов. И когда выйдет твой фильм – пришли ссылку, хочу посмотреть.
* * *
Мать уже вторую неделю жила в реабилитационном центре, вела себя в целом спокойно и даже почти не скандалила, по крайней мере не отказывалась от еды, что, по словам доктора Осипова, было хорошим знаком. За время жизни в «Чаще» мать очень похудела и как-то еще сильнее состарилась, усохла – четыре месяца тяжелой физической работы, психологического насилия, голодания и недосыпа серьезно подорвали ее здоровье, и теперь в клинике ее кормили несколько раз в день, давали свежевыжатые соки и витамины. И удивительно, но, кажется, ей нравились уход и забота – особенно сок из моркови и яблок в обед, хотя она по инерции в своем стиле продолжала сетовать на расточительность местных поваров и персонала: «я видела, как они чистят яблоки и морковь, прежде чем сунуть их в соковыжималку! Это же просто кошмар! Они половину выкидывают! Просто в мусорку кидают, представляешь? Я им каждый день говорю, что это ужасно и что из этого можно компот варить или салатик сделать, а они кивают, улыбаются и продолжают в том же духе. Никакого уважения к старшим!»
Когда Таня вошла в палату, мать сидела в кресле и читала книгу. Таня спросила, что она читает, и мать показала обложку: «Анна Каренина».
– Сто лет не перечитывала. А теперь вот сижу здесь, времени вагон, вот и решила.
– И как оно?
– Очень нравится. Переживаю за Анну, надеюсь, у нее все будет хорошо.
Таня разглядывала лицо матери и не могла понять, шутка ли это или она действительно забыла самую известную концовку в истории литературы.
Они немного поговорили о курсе лечения, мать пожаловалась, что на завтрак не дают манную кашу, только рисовую или овсяную; доктор Осипов ей нравился, хотя она призналась, что ее немного смущает его вечно измученный и опухший вид: «Он выглядит так, словно последний раз спал в девяносто шестом. И еще при этом рассказывает мне про важность режима дня. Ну, – она пожала плечами, – хотя бы комплименты моему позвоночнику не делает и не поет, и на том спасибо».
Таня долго не решалась сказать, зачем пришла на самом деле. Наконец, набравшись смелости, она достала из кармана сложенный вдвое конверт из юридической фирмы. Тот самый, где мать извещали о том, что она теперь счастливый обладатель квартиры в городе Сулим и четырехсот тысяч рублей с копейками.
