– Бог простит… – воевода широко перекрестился. Я последовал его примеру. – И людей не вернуть. Упокой, Господи, души их. Ладно, дальше это уже моя забота.
– Так что про Мишку-то? – решился я напомнить о своей просьбе.
– Мишка? – Пётр Максимович задумчиво перемерял шагами кабинет, остановился перед окном:
– Вон тот, что ли? – Шербачёв вопросительно изогнул бровь, указывая за стекло. Я подошёл и посмотрел вниз. Мишка от скуки пинал камешки, стараясь попасть в ствол старой липы. Получалось не очень.
– Тот, – подтвердил я.
– Ясно… – воевода сделал пару шагов от окна, потом внезапно, словно наткнулся на стену, остановился и бросился обратно.
Я в недоумении, что же его так заинтересовало, снова посмотрел на улицу. В этот момент Мишка, которому надоел импровизированный футбол, поднял глаза и увидел нас в оконном проёме. В ту же секунду он юркнул за липу, которую только что использовал в качестве мишени.
– Мишка, значит… – градоначальник постучал пальцем в стекло, но мальчишка и не подумал показываться на глаза. – Слушай, Степан, будь друг, позови-ка мне его сюда.
– А пойдёт? – усомнился я, помня реакцию мальчишки.
– Пойдёт. Ты скажи… скажи своему приятелю, что дядько пообещал ничего ему не делать. – при этом "дядько" прозвучало в таких явных кавычках, что я понял – это своеобразный пароль для мальца. Сразу припомнился "дядько Юрас" из его лексикона.
– Ага! – я кивнул и направился к двери. Уже на выходе Щербачёв расширил свою просьбу:
– И ещё – поговорю с ним наедине.
Вот так-то. Что за попутчик мне попался, интересно, что его сам городской голова, то есть, воевода знает? Я вышел во двор и направился к "укрытию". Градоуправитель, едва я скрылся за дверью, громогласно потребовал к себе кого-то в кабинет.
– Иди, общайся, – сказал я Мишке, который так и прятался за липой.
– Он меня узнал? – судя по голосу, пацан был взволнован, но вряд ли напуган.
– Вроде бы, да, узнал.
– И что сказал?
– Сказал, что дядько обещал тебе полную неприкосновенность.
– И всё?!
– Ну, да. Иди уже!
Мишка хмыкнул и в несколько прыжков взлетел на высокое крыльцо.
– А ты чего?
– Я здесь побуду. Воевода хочет с тобой один на один поговорить.
– Даже так… ну ладно. – Мальчишка скрылся в доме.
Ёлки! Да кто же он такой?
* * *
Беседа Щербачёва с Мишкой длилась едва ли не более чем со мной. Временами было слышно, как градоначальник повышает голос, чуть не до крика, но слов было не разобрать, как я не прислушивался. Так что любопытство моё осталось неудовлетворённым. Всё же надо припереть мальца к стенке и попытать его насчёт некоторых тайн. Хм, да я и сам-то для него должен выглядеть сплошной загадкой… Я от скуки послонялся по двору, потом поймал себя на том, что тоже пинаю камешки в ствол дерева. У меня это получалось, не в пример, лучше.
Наконец пацан выскочил во двор. На его чумазой физиономии отражалось, как минимум пять килограмм счастья, чего нельзя было сказать о лице воеводы. Вот он-то вышел на крыльцо чернее тучи.
– И учти, отцу я обязательно напишу, – явно заканчивая разговор, пригрозил Щербачёв.
– Всенепременно! – Выпалил Мишка, после чего схватил меня за руку и пулей вылетел за ограду, таща меня на прицепе.
– Постойте, куда же вы?! – донеслось вслед.
– Ничо! Послезавтрева вернёмся. К отъезду! – выкрикнул приятель, и мы скрылись за поворотом.
* * *
Солнце, которое вчера целый день пряталось за тяжёлыми свинцовыми тучами, сегодня решило побаловать и вовсю шпарило, прогоняя остатки влаги. Душно парило от реки, как будто не начало лета, а конец июля, с его золотыми полями, хрустом выгоревшей от жары травы и внезапными злыми грозами.
Мы с Мишкой сидели на краю деревянных мостков, опустив ноги в нагревшуюся на мелководье воду, и изредка обменивались репликами "ни о чём". На самом деле мне очень хотелось попытать его на счёт тех тайн, который скрывались в его косматой черепушке, но всё никак не предоставлялось подходящего повода. Ясно же, что если он сам до сих пор не выложил мне подробности о себе, то пока не готов к этому.
Ветерок, лениво дувший вдоль реки, окончательно утих, и постепенно навалилась послеполуденная дремота. Захотелось растянуться на отполированных весенними паводками брусьях и поспать часок-другой.
Моё взгляд привлёк к себе возница, который только что перебрался через реку и теперь неторопливо распрягал мохноногую лошадку. Внимание же приковывалось тем, что дядька был просто невероятных размеров. Про таких людей в моё время говорят: "Шкаф трёхстворчатый". Хотя, нет – в данном случае присутствовал не просто шкаф, а целый гардероб. С антресолью. На его фоне даже крестьянская кобылка выглядела как пони. Мужик, между тем, так же неспешно, привязал лошадь позади телеги. Потом обошёл вокруг, взялся за оглобли, и, хэкнув, стронул телегу с места, потащив её по направлению к горе, что вела от реки в город. Лошадь послушно пошла следом. У меня же челюсть отвисла – гора, в которую в моё время не каждый осиливал на велосипеде въехать – практически двести метров сорокапятиградусного подъёма. А тут не просто сам идёт, а ещё и телегу тащит. Не сказать что легко, с явным напряжением, но тем не менее. Да лошадь за такую помощь должна ему в ноги кланяться и лапти целовать! Эх! И вообще – какой-то неправильный я попаданец получаюсь. Другой бы уже давно прогрессорством занялся, наставляя аборигенов на путь быстрейшего экономического, научного или социального развития. А мне бы выжить в ближайший месяц – уже счастье. Я настолько увлёкся небывалым зрелищем и отвлечёнными мыслями, что чуть не пропустил фразу, брошенную Мишкой:
– Ну что, прогрессор, колись давай!
– Что-что?!! – я просто подавился воздухом на вдохе, закашлялся. Какой прогрессор? Он что мысли читает? А откуда слово знает, которое только через двести лет появится?
– Я говорю, – Мишка услужливо похлопал меня ладонью между лопаток. – Рассказал бы ты о себе, прохвессор.
– Да что рассказывать-то? – уфф, пронесло! Просто послышалось, навеянное соответственными мыслями. А я уж невесть что думать начал.
– А ты ведь не простой, Стёпка! Ох, какой непростой! – вот ведь! И кто после этого удобного момента ждал?
– С чего взял? – я попытался сохранить в голосе расслабленную ленивость, хотя сердце чуть не выпрыгивало из груди.
– Ну, вот скажи, – малец лёг на настил, подперев голову ладонью. – Откуда ты идёшь?
– Из Тихоновой Пустыни, – ничуть не соврал я.
– Ладно, – согласился он. – А где жил до этого?
– Да там и жил. – я припомнил содержание письма, вручённого воеводе, и решил держаться этой версии до конца.
