А вот и он. Лёгок на помине. Притащил столько еды, что мне и за два дня не съесть. Хотя, поставив на стол принесённую снедь, пацан сам запустил руки в корзинку, и, выловив оттуда приличный кусок курицы, впился в него зубами. Мой желудок требовательно заурчал, и я последовал Мишкиному примеру.
Малец, ни на секунду не отрываясь от еды, умудрялся рассказывать о пропущенных мною по уважительной причине событиях. Оказалось, что я умудрился так подранить в живот схватившего меня бандита, что он далеко не ушёл, и был вскоре схвачен. Саму заточку, выпавшую у меня из руки, Мишка торжественно вернул мне, продемонстрировав на деревянной рукояти две насечки, которые он вырезал по числу получивших по заслугам врагов. Остальная шайка умудрилась скрыться, но теперь им всяко острог светит. Если, конечно, в бега не подадутся. Людишки-то оказались из местных. Схваченный подельник уже сдал их с потрохами.
А я оказался героем дня. То есть ночи. Благодарный купец Иван Торубаев, по прозвищу Большой, уже приходил выразить своё почтение "гостю" воеводы. Мне, естественно. Правда, по причине страшной раны, полученной в неравной битве, – эти слова Мишка произнёс, давясь одновременно смехом и краюхой ароматного хлеба, – допущен не был. Посокрушался, что вынужден уехать из города, так и не повидав славного воина, и велел передавать особое почтение и приглашение в любой момент захаживать в гости.
Особое почтение имело вполне материальный вид, и выглядело как самая простая деревянная коробочка, в которой оказались деньги. Я высыпал их горкой на стол.
– Много это? – спросил я Мишку.
– А сам, что, сосчитать не можешь?
– Могу. Миш, я же не в курсе, что сколько стоит. Может здесь на пару пирожков, а может и на лошадь хватит.
– Ой, прости! – пальцами, перепачканными едой, малец сгрёб монеты, и проворно пересчитал. Глаза его возбуждённо заблестели. – Слу-ушай, Стёпка! Да мы теперь до Санкт-Петербурга как баре доедем! Да и там на первое время хватит!
Глава 4
К вечеру пришёл доктор. Осмотрел меня со всех сторон, ощупал голову. Неопределённо хмыкнул, зачем-то понажимал под челюстями и за ушами. Расспросил о самочувствии. Я честно рассказал о приступах слабости и временами возникающей тошноте. Несильной, впрочем. Эскулап покачал головой, и заявил, что мой удар был не настолько сильным, и такие проявления уже должны были сойти на нет. Хотя, ex nihilo nihil fit, а потому он настоятельно советует мне придерживаться постельного режима ещё как минимум два дня. С чем и раскланялся.
Когда я рассказал Мишке, изгнанному на время осмотра из комнаты, врачебный вердикт, мальчишка приуныл.
– А ты сам-то как себя чувствуешь? – спросил он.
– Ну, не знаю… лучше гораздо.
Я потрогал шишку на макушке. Действительно, странно. Допустим, я приложился знатно, но тогда не должно бы так быстро всё пройти. Если это сотрясение мозга хотя бы средней тяжести, то валяться мне сейчас пластом, сдерживая рвотные порывы при каждом шевелении. С другой стороны, я и не врач, чтобы судить о тяжести травмы.
– Слушай, Стёп, – заговорщицким шёпотом прервал мои размышления пацан, – а давай сегодня рванём, а?
– С чего такая спешка? Завтра и поедем, тем более, воевода обещал нас с купцами отправить. И бумаги мне подготовить.
– Вон твои бумаги лежат, – мотнул головой Мишка в сторону подоконника. Там действительно лежали какие-то свёрнутые листки и маленький мешочек – скорее всего обещанное денежное довольствие. – Ещё утром справил. Поехали, Стёп, – откровенно заканючил малец. – С купцами оно долго будет. А мы ямщика наймём. Денег-то хватит.
– Так, стоп! – прервал я хитреца. – Колись, что ещё натворил, что хочешь сбежать отсюда поскорее?
– Ничего я не натворил, – Мишка пригорюнился. – Просто… просто дядько Пётр наверное нарочного отцу отослал, что я в Калуге объявился.
– И что?
– Страшно мне. Узнает отец, что я к Юрасу попал, да и прикажет меня назад в усадьбу отправить. А я не хочу. Я с тобой хочу.
Мишка подозрительно зашмыгал носом, но я не очень поверил в то, что он сейчас заревёт. Слишком уж хитро глаза поблёскивали. С другой стороны, резон в его словах всё же был. А значит, и мой шкурный интерес затрагивался. Если пацана отошлют домой, то я останусь без проводника. Эй, а Мишка реально разнюнился!
– Ладно, уговорил! Да хорош тебе реветь, я согласился же! – протянув руку, я растрепал его чёлку.
– Правда?! Здорово! – Мишкины слёзы моментально высохли, и я заподозрил, что малец – тот ещё актёр.
– Правда, правда. Только одно условие – ты сейчас сядешь и напишешь воеводе записку, в которой объяснишь, куда и почему мы пропали. А потом я эту записку прочитаю. И если она меня устроит, так и быть, пойдём ямщика искать.
– Да чего его искать? Вон, целая слобода за городом. Как раз по московскому тракту. Стёпка, – внезапно сменил тему Мишка. В его голосе опять засквозили просительные нотки, – а может, ты сам напишешь? Ну что тебе стоит?
– Нет! – категорично отказал я. – Твоя идея, ты и пиши. Да и не умею я.
– Да ладно! Писать не умеешь?
– Как у вас пишут, нет. За два века правила очень изменились. А если я ошибок наделаю, то какой из меня отрок одарённый? Пиши уж сам.
– Ладно, – признал мою правоту пацан, – напишу.
Приняв решение, он выскочил за дверь. Я сел на кровать и постарался отогнать от себя настойчивое нашёптывание внутреннего голоса о том, что мы ввязываемся в очередную авантюру. Мишки не было минут пятнадцать. За это время я уже почти уговорил себя остаться. Тем более, что опять появилась слабость, и временами картинка перед глазами начинала плыть. Но, стоило мальчишке появиться, как моя решимость вернулась. Столько радости было написано на лице, что мне стало жаль его разочаровывать. Мишка уселся за стол, и, с прилежанием школяра, принялся скрипеть пером по листу сероватой бумаги, временами поднимая глаза к потолку и покусывая кончик пера. Через некоторое время он предъявил мне своё творение, предварительно высушив чернила с помощью песка.
Ничего особенного он там не написал. Пробираясь сквозь дебри ошибок и "Ъ" на концах рукописных слов, я вник в содержимое. Мишка благодарил воеводу за гостеприимство, сообщал, что Степан должен срочно поспешать в столицу, посему мы приняли решение отправиться в путь немедля, воспользовавшись услугами ямщиков, благо на то денежек предостаточно – спасибо воеводе, да Ивану Торубаеву. За сим просим благословления, и откланиваемся. Подпись: "Рабы божыи: Стяпанъ Тимошкинъ, да отпрыскъ Гончаровскай."
* * *
Пока мы добирались до ямщицкой слободы, я сто раз успел пожалеть о поспешном бегстве из дома воеводы. Хорошо хоть, что город, вытянувшись вдоль реки, был гораздо уже в направлении нашего движения. Плохо то, что идти всё время приходилось вверх по склону. К концу часового путешествия, которое я в своё время преодолел бы за десять минут на троллейбусе, с учётом пробок, или за полчаса пешком, меня просто шатало из стороны в сторону. Утешало только одно: как только я заберусь в повозку, или как там этот рыдван правильно называется, то смогу сразу лечь и заснуть. Наконец мы выбрались за черту города. Солнце ещё не село, и я надеялся, что мы без проблем найдём себе транспорт. Мишка оглядел меня сочувственным взглядом, после чего заявил, что сам займётся поиском экипажа. Усадив меня на бесхозную лавочку в тени густой кроны кряжистого дуба, он чесанул в сторону небольших аккуратных домиков, вольготно расположившихся там, где в моё время находился центральный стадион. Я прислонился спиной к шершавой коре, достал флягу с жадно выглотал половину воды из неё. Ноги гудели и тряслись. Закрыв глаза, я тут же провалился в странную полудрёму-полубред, и даже не заметил, когда вернулся Мишка.
