– Ты его лаской убеди, Като. Посули награду достойную, а то и сразу одари чем. Согласится он. Ну, хошь, я сам с ним поговорю.
– Не надо. Хоть и убедили вы меня гнев утихомирить, но разговаривать я буду. Ежели желание есть, то и вы присутствуйте. И с наградами пока повременим. Не за что ещё. Кстати, нашли его самого-то?
– Да куда он от Алехана денется? – Григорий, довольный тем, что удалось быстро утихомирить Екатерину кивнул за окно. – Вон они, в тенёчке беседуют.
– И ещё, – вновь взял слово Владимир. – С дочкой Гончарова что делать будем?
– Оставим при дворе, – Екатерина удивлённо посмотрела на него. – Ты-то с чего о ней печёшься?
– Думается мне, что раз они такое приключение вместе прошли, то теперь, когда вскрылось, что друг девицей оказался, не пройдёт это даром. Может и будет нам надёжный якорь для Степана.
– Хм… ход умный, – согласилась императрица. – Пожалуй, обучить девицу, да во фрейлины вписать.
– Нельзя, матушка. Незаконная она, сама знаешь.
– Была незаконная, станет законная, – отрезала Екатерина. – Думаю, Афанасий Абрамович в моей личной просьбе не откажет? Вот и ладно.
* * *
Переживал за своё поведение я зря. Всё обошлось, по крайней мере, внешних признаков грозы не наблюдалось. Сперва со мной беседовал Алексей Орлов, потом к нему присоединился хохмач Гришка. Сначала он заверил меня, что Екатерина нисколько не сердится, и вообще, поскольку всё открылось, играть стало не интересно. А интересно другое: что теперь со мной делать дальше.
Я не стал скрывать, что всеми способами буду стараться вернуться в своё время. Он согласился, что это моё право, после чего высказал ожидаемое, конечно, предложение, но, к которому я всё равно был морально не готов. Мне предлагали если не остаться насовсем, то хотя бы отложить возвращение домой на какое-то время. Доводы приводились вполне убедительные. Взамен сулились все мыслимые и немыслимые блага, полное содействие и протекция у Ломоносова. Наивные! Как будто у меня в кармане переключатель с двумя положениями: «прошлое-будущее».
Естественно я не стал отказываться. С одной стороны, получить наивысшую поддержку, какая только возможна в государстве, это каким же лохом надо быть, если от такого отказаться. И с другой стороны – я не обольщался на счёт шансов в возвращении домой. Честно говоря, я на досуге временами прикидывал, крутил все доступные законы и формулы так и этак.
Насколько я смог разобраться в механизме переноса, всё упиралось в вектор, в направление. Не зря же я перенёсся не только на много лет назад, но и на какое-то расстояние от начальной точки. Причём на запад, следовательно, в противоход Земле. Видимо как раз на столько, насколько сдвинулась планета за время моего «зависа в нигде». То, что за двести с большим хвостиком лет, Земля вместе с солнечной системой вообще должна была переместиться в пространстве незнамо куда, в принципе, было так же объяснимо, если брать во внимание точку привязки в тот злополучный миг. Но это-то и было плохо, так как получалось, что если мне удастся вновь создать аналогичные условия, то перемещение будет не обратно в будущее, а вперёд, в ещё более глубокое прошлое.
А чтобы вернуться в своё время, мне надо выбрать другую систему координат. Желательно со звездой, которая вращается в одной экваториальной плоскости с Солнцем, но в противоположном направлении. При этом придётся учитывать расстояние до неё, скорее всего, её массу и ещё кучу факторов, которые возрастают просто в геометрической прогрессии. А это и в двадцать первом веке сделать затруднительно без мощного вычислительного комплекса.
И всё это – только абстрактные умозаключения, которые стоило бы перенести на бумагу, попробовать подкрепить формулами и графиками, но я не торопился этого делать. Откладывал это даже тогда, когда появилась такая возможность. Оттого, что становилось страшно – это как приговор себе подписать собственноручно. Всё откладывал, надеясь, что гений Ломоносова поможет найти нужное мне решение.
Короче, пока всё грустно в вопросе моего возвращения домой.
Машу провожали на следующее утро. До этого момента, я её, кстати, не видел. Сначала и не хотел, если честно. Затем не до того было. Ночью спал урывками. Всё время тревожные мысли выплывали откуда-то из глубин сознания, окончательно отгоняя сон. Более-менее крепко удалось уснуть только на рассвете. А потом меня разбудил Гришка, который бесцеремонно вломился ко мне и заявил:
– Хорош ночевать! А то ежели хочешь попрощаться со своим «Мишкой», то надо поспешать, а не то опоздаешь – она вот-вот тронется в Калугу, а затем в отцовскую усадьбу.
– Что, её отсылают домой? Почему? – сон слетел мгновенно. – В чём Гончарова-то провинилась?
– Для начала – не Гончарова. Пока. Не боись, Стёпка. Вернётся она ещё до нашего отъезда в столицу, – не понятно с чего, но Орлов довольно осклабился. Чего они ещё задумали? Спрашивать бесполезно, всё равно не скажет. – Но вернётся уже Гончаровой. Чем-то твоя подруга Екатерине приглянулась, и хочет она её при себе оставить. Вот и едет Мария с личной письменной просьбой императрицы, чтобы признал её законной дочерью.
На улице было душно. Тяжёлый воздух придавливал, предрекая близкую грозу. На небе, правда, не было ни единого облачка, но где-то за городом уже ворочался свинцовый монстр, басовито порыкивая отголосками грозы. Временами налетающие краткие порывы ветра поднимали мелкий мусор быстро осыпающимися смерчиками.
Для этой поездки императрица расщедрилась на настоящую карету. Вместе с девчонкой отправлялся один из братьев Орловых, а в качестве эскорта придавалось четверо конных гвардейцев. По-моему, чересчур: ну куда это всё для незаконнорожденной? Точно, неспроста такой финт ушами затеян. Машка просто терялась на этом фоне, стоя перед дверью кареты.
Кроме нас с Гришкой провожающих не было. И, как оказалось, ждали только нашего прибытия. Григорий подхватил под руку брата и отвёл в сторонку, что-то втолковывая. Хотя я подозреваю, что нарочно. Давал пообщаться нам наедине. Маша начала разговор первой.
– Стёп, ты это… прости меня. Не, ну в самом деле, там, у Юраса я ж не могла всю правду сказать, да и потом тоже. Я ж не знала, кто ты, откуда. Да ты и сам не сразу про себя рассказал. А потом уже поздно было. Ну, после твоего признания о будущем. Ты бы мне не стал доверять. Вот я и смолчала. А государыня, она меня сразу раскусила. Ей я уже не могла соврать… Стёп, ну не молчи! – в уголках глаз блеснули капельки приближающегося дождя. Жалко её. Нет, в самом деле, жалко!
– Да ладно, чего уж. Хотя, честное слово, я в шоке был. Гораздо большем, чем от знакомства с императрицей. Но тогда уж и ты меня прости, что я вчера удрал, как заяц.
– Значит – мир?
– Мир!
Машкины глаза блеснули из-под начавшей отрастать чёлки знакомой шкодливинкой. Коротко, по-пацански ткнув меня кулаком в плечо, она молча развернулась и вскочила в открытую дверцу кареты. «По коням!», – разнеслось по двору. Гвардейцы перестали успокаивать нервничающих животных и вскочили в сёдла. Последним оседлал своего коня Алексей Орлов.
