Я с тоской посмотрел на тусклый огонёк толстой свечи, которую мне любезно оставили в качестве источника света. Чтобы хоть как-то отвлечься, принялся размышлять над производством электрических лампочек. Как достичь вакуума в колбе? Допустим, часть воздуха можно откачать. А остальной? Допустим, делать две спирали. Одна перегорает, выжигая оставшийся кислород, а вторая потом работает. Интересно, хватит ли одной дополнительной спирали? Да о чём я думаю?! Для начала неплохо было бы выяснить, а вольфрам-то уже открыли? Тоже мне, просветитель нашёлся!
Внезапно наверху забегали. Как-то подозрительно беспокойно. Хотя, может это обычное явление для отходящего от причала судна? Почему же тогда не слышно никаких команд? Ага, вот и они. Кто-то кого-то подгоняет, что-то скрипит, похрустывает. Корабль ощутимо качнуло, и явно почувствовалось движение. Или мне это только кажется? Ну, давайте уже, выпускайте меня!
Интересно, как они провели Машку на борт? Она же могла на помощь позвать, а я не верю, что весь Сестрорецк населяют сообщники моих посетителей. Может её связали, заткнули рот, и пронесли в каком-нибудь ящике? Воображение тут же услужливо нарисовало мне эту картину. Кулаки сжались в приступе ярости. Если это действительно так, то счёт к вам, господа хорошие, возрос. Ой, как возрос. Не знаю ещё как, но я обязательно устрою вам такую козью морду, что очень пожалеете.
Несколько раз я поднимал руку, чтобы постучать в дверь, но каждый раз останавливался. Рано, рисковать сейчас нельзя, рано… рано. Потом не вытерпел. Судя по времени, мы уже далеко от причала. Открывайте!
На мой стук отреагировали быстро. Дверь открылась, и молчаливый матрос проводил меня в просторную каюту, в которой уже сидели пруссак и Иван-переводчик. Он-то откуда здесь оказался? Маши не было.
– Садись, Степан, – предложил Иван. Я сел. – Должен тебя несколько огорчить. Твоя встреча с Гончаровой немного откладывается. Сиди-сиди, не вскакивай.
– Да, херр Тимошкин, – воспользовавшись услугой переводчика, подтвердил пруссак. И отчасти вы сами в этом виноваты. Русская императрица развила совершенно невообразимую деятельность по поиску вашей персоны. Нам просто необходимо было отойти подальше от берега, не дожидаясь нашей фройляйн.
– А на море, значит, не ищут? – рискнул съехидничать я.
– Ищут, ещё как ищут! Я даже начинаю верить в то, во что почему-то уверовал мой король. А именно, в то, – в этом месте Иван запнулся с переводом и ошарашено захлопал глазами, – что вы действительно не просто талантливый юноша, сумевший ошеломить даже гений Ломоносова. А невероятным образом попали к нам из далёкого будущего, каким бы бредом это не звучало. Так что ищут весьма усердно. Как ни обветшал русский флот после Петра Великого, но блокада выстроена почти непреодолимая.
– И что теперь вы намерены предпринять? – меня, конечно, радовало такое усердие Екатерины, но не стоило забывать, что я пока ещё находился в недружественных руках.
– Что ж, – Иоганн Карл помедлил с ответом, раздумывая, – расскажу. У нас есть одна маленькая хитрость. Сейчас останавливаются и досматриваются все корабли, идущие от русского берега. Но мы с вами пойдём не от него, а к нему. Торговый корабль, совершающий обычный рейс, заходит в один порт, в другой, третий. Заметьте, третий – Петербург. А потом… надеюсь, что шумиха со временем уляжется, и мы сможем проскочить обратно. Если же нет… у меня есть чёткие указания. Весьма сожалею, но в критической ситуации мне придётся избавиться от вас.
– Здорово! – мне только что, не моргнув глазом, заявили, что собираются заставить меня как минимум предвосхитить бесславную участь Му-Му, а я что должен теперь делать? – Это сейчас вы к чему сообщили?
– Не волнуйтесь, Степан. Как видите, я предельно откровенен с вами. Вы должны понять, и не мешать нашим планам. Потому что… потому что только я решаю, наступил тот самый критический момент, или нет. А я ведь могу и ошибиться, верно? – пруссак дождался моего утвердительного кивка, после чего закончил: – Следующая остановка – Кронштадт. Весьма сожалею, но вам придётся провести время в одиночестве. Рассчитываю на ваше благоразумие. И ещё… я всё же надеюсь, что наше сотрудничество состоится, поэтому распорядился улучшить условия вашего пребывания здесь. Думаю, что через час всё будет готово. А пока, прошу извинить – придётся недолго потерпеть неудобства.
Немец звякнул в колокольчик, и практически тут же в каюте возникли два дюжих матроса. Тот что-то пролаял по-немецки. Поскольку это предназначалось не мне, перевода не последовало. Зато один из матросов обратился ко мне уже по-русски:
– Пошли, што ли.
Я не стал возражать, направляясь к выходу из каюты. В последний момент, к нам присоединился Иван, сняв один из фонарей, освещавших помещение.
Мы поднялись на палубу. На улице темно, хоть глаз коли. Вместо августовской россыпи звёздного великолепия лишь тусклое неровное пятно неполной луны, временами пробивающееся сквозь несущиеся низкие облака. За бортом непрерывное «ш-ш-ш-ш» воды, взрезаемой корпусом, да неожиданные, пугающие вздохи невидимых в ночи парусов. Фонарь переводчика, выбравшегося вперёд, только слепит, временами выглядывая из-за его сухощавой фигуры. Чувствуется ветер, но качки почти нет. Или волнение ещё не поднялось, или идём под таким углом, что не качает. В конце концов, я не специалист по древнему мореходству.
Мы пробрались к какой-то небольшой надстройке, закрытой, как я успел рассмотреть на обычный, но массивный засов. Как оказалось, это и была моя новая темница. Очень надеюсь, что временная. Меня просто-напросто закрыли, в этот раз не оставив даже света. Шаги конвоиров быстро растворились на фоне морских шумов. Я же уже в который раз принялся обследовать помещение. На ощупь.
Скорее всего, мне выделили чуланчик, в котором обычно хранилась мелкая судовая утварь, хоть сейчас здесь не было ничего, кроме запаха пыли. Хоть бы гвоздь какой. А, с другой стороны, к чему? Засов всё равно не подденешь – дверь на удивление пригнана плотно к косяку. Да… хоромы. Метр на полтора по периметру и те же полтора в высоту. Встать, выпрямившись во весь рост, не удавалось. Более того, к противоположной от двери стене потолок ещё сильнее понижался. Единственное, что можно было бы сделать, если планировать неожиданный побег, так это с трудом уместиться между стеной и дверью в момент её открытия. Только что это мне даёт посреди Финского залива? Я понятия не имею ни о расстоянии, ни о направлении. Плаваю-то неплохо, но на несколько километров, боюсь, меня не хватит. И после этого они говорят о хороших отношениях? Этому фрицу что, в лом, что ли было моё общество потерпеть? Или очередная демонстрация кнута?
Я сел на пол, прижавшись спиной к сухим доскам стены. Сразу почувствовалась качка. То ли от большей площади соприкосновения, то ли она просто усилилась. По крайней мере, здесь сухо, и пронизывающий балтийский ветер не пробирает до костей. Подремать что ли? Силы-то восстанавливать надо, вдруг пригодятся? Мысли крутятся, вряд ли заснёшь. Но ведь качает… Какая-то полуявь, полудрёма навалилась. Сколько времени прошло, как мои конвоиры удалились? Минут десять, не больше. Всё, использую аутотренинг: мне тепло, удобно, уютно, я засыпаю… ничто не мешает, не отвлекает. Я засыпаю… Поскрипывают доски палубы, тихонько скребутся мыши, и даже постукивают в дверь.
