Слишком уважал себя, чтобы позволить болезни сожрать его тут, за колючей проволокой.
Глотнуть воли и умереть. Что ж, решил Игорь, пусть это принцип вора, но не худший.
Беглецы не сговаривались напоследок. Все уже проговорено наперед. Оставалось ждать, пока начнется, — и это началось. Правда, совсем не так, как представлял себе Вовк.
Ленька-Рохля, успокоившись после разговора Игоря с Балабаном, отгонял комаров от скучающих блатных. Вдруг Игорь перехватил знак — Голуб кому-то едва заметно кивнул. Один из воров тут же шагнул ближе к разложенному между двух стволов костру, подхватив по дороге ветку с листьями, по всему видно — заготовленную загодя. Швырнул, накрывая огонь, и заклубился густой белый дым.
— Какого хера! — послышалось возмущенное. — Делать нечего?
Сразу несколько человек вокруг закашлялись. Конвойные с матом отступили немного дальше. Вовк, почувствовав — сейчас должно что-то произойти, напрягся. Действительность, однако, превзошла ожидания.
Кто-то из блатных будто ненароком зашел Рохле за спину.
Толчок — и Ленька исчез в густом дымном облаке.
Очень короткое время, всего лишь несколько секунд, его никто не мог видеть. Когда появился снова, не вышел — выпал. Его ловко подхватили под руки, усадили на землю, оперли о ближайший ствол. Выровняли ноги, подпирая и придавая туловищу стойкость: уморился парень комаров гонять, присел на короткое время передохнуть.
Но Рохля не отдыхал.
Он был мертв.
Из левого уголка тянулась тонкая красная струйка.
Игорь содрогнулся, дернулся, повернулся всем корпусом к Балабану. Тот встретил его холодным злым взглядом, а правый бок легонько ужалило острие заточенной пики — ее сжимала правая рука Голуба.
— Не рыпайся, — процедил он.
А Балабан добавил громким шепотом:
— Списали. Никому этот петушок уже не нужен. Знал слишком много, нельзя тут оставлять. Разве нет?
— Не договаривались, — выдавил из себя Игорь. — Мы так не договаривались.
— Мы, Офицер, вообще с тобой никак не договаривались. Или сейчас с нами, или рядом с Рохлей, как двое голубков. Ну?
Вовк закусил нижнюю губу, понимая: это он на самом деле убил Леньку. Не сам, не прямо, но он. Конечно, парня приговорили раньше. Но кто знает, вдруг пожил бы. Ну как счастье ему бы улыбнулось, неисповедимы пути Господни…
— Гну, — не сказал — сплюнул. — Давайте, раз начали.
Острие перестало кусаться.
Еще через миг грубый голос гаркнул:
— Слышь, Валет, вот на хрена было такое делать — дым пускать кругом!
— Рот закрой! Я дрова подкинул! — послышалось в ответ.
— Ты огонь погасил! Дышать из-за тебя нечем! Совсем, сука, оборзел!
— Ты кого сучишь, баран? Ты на кого тянешь, пидор гнойный?
— Что ты сказал? Повтори — что ты сказал? Ты кому это сказал?
Ссора в кодле вспыхнула быстрее, чем сухие дрова. Тут же, без лишних переходов, переросла в стычку. Мигом вылилась в жестокую кровавую драку — из тех, что частенько возникают в бараках между блатными и разными группами уголовников. Тоже ничего удивительного, явление привычное. Так что никто из заключенных-работяг не встревал, зрелище наблюдателей не оживило.
Расчет был на это.
А еще — на то, что охранники не сразу начнут разнимать драку. Им, в отличие от усталых доходяг, обычно интересно, чем она может закончиться, кто возьмет верх. Временами вертухаи даже устраивали тотализатор, ставя цигарки, галеты и спирт на своих фаворитов.
Так случилось и теперь.
На тех, кто держался в стороне от задымленного места, где была куча-мала, внимания никто не обращал.
— Айда, — прошептал Голуб прямо в ухо Вовку, и тихо, неслышно, будто легши на невидимую воздушную волну, скользнул в сторону и исчез за ближайшим деревом.
За ним, кинув на поляну прощальный взгляд, подхватился старый Балабан. Пошел на удивление ловко, согнувшись, будто бодался с тайгой, таранил желанную волю.
Игорь пошел, мысленно посчитав до десяти.
Беглеца охватили какие-то удивительные, неизведанные чувства.
Еще минуту назад Игорь Вовк хоть и смирился с судьбой, однако продолжал считать себя жертвой несправедливости. Услышав про брак Ларисы с Сомовым, вспомнил про графа Монте-Кристо. Вот оно, коварное злоупотребление служебным положением: склепал дело против старого недруга, чтобы завладеть его любимой женщиной. Чем не Фернан Мондего, граф де Морсер, который после клеветы на Эдмона Дантеса женился на его невесте, красавице Мерседес? Понимая это, Игорь до последнего надеялся: рано или поздно добро победит зло, советская власть наведет порядок, вмешается товарищ Сталин, увидев злоупотребления в рядах НКВД, — и в лагерь на место Вовка сядет Виктор Сомов.
Решение бежать выстрелило неожиданно, спонтанно. Сложив мозаику, Вовк подытожил: шансы на успех у него есть, и они достаточно неплохие. Примкнув к злодеям, будет иметь во временных сообщниках людей, которые прекрасно разбираются в подпольной жизни, умеют скрываться, менять имена, документы, внешность и города. Только вот бегство перечеркнет все вполне справедливые и достижимые мечты об оправдании и реабилитации. Пойдя за уголовниками в тайгу, Игорь оказывался вне закона независимо от того, оправдают его в дальнейшем или нет. Теперь его можно и даже нужно застрелить при попытке к бегству, инструкция этого требует. Когда его объявят в розыск, всякий, кто узнает беглеца и не выдаст, автоматически сам станет преступником, попадет под суд и пойдет по этапу в лагеря. Значит, придется привыкать к новой жизни, и Вовк еще до конца не был уверен, выдержит ли, не сломается и не сорвется ли.
Осознав опасность и отсутствие перспектив нормальной жизни до конца, Игорь все равно бежал, не выпуская из виду сгорбленную спину Проши Балабана. Последние панические страхи перед будущим с каждым широким прыжком все больше сменял пьянящий азарт: он на свободе, он на воле, пусть недолго, но его не охраняют автоматчики. Движения становились все более уверенными, и вот Вовк уже догнал на удивление прыткого старика, поравнялся с ним.
Балабан дышал прерывисто. Видно, попытка найти в себе вторую молодость давалась нелегко. Но вор упрямо бежал, глядя не перед собой, а под ноги, чтобы не споткнуться о поваленные сухие стволы или коряги. Голуб двигался в авангарде, и Вовк знал: тот еще раньше умудрился раздобыть план местности, нарисованный почти точно — погрешность в пределах допустимого. Сейчас он вел небольшую группку беглецов напрямик через тайгу, собираясь добраться до берега реки.
Форсировать ее вброд вряд ли выйдет так сразу. Но план предусматривал, что беглецы зайдут в воду и будут двигаться несколько километров вниз по течению, сбивая со следа погоню — собак натравят непременно. Потом понадобятся силы для рывка, чтобы забраться глубже в тайгу и пересидеть.
