Медицина в милицейской работе всегда помогает. И хотя для вскрытия, если это было необходимо, тела отправляли патологоанатомам в область, Антон Саввич постоянно предоставлял на месте те консультации, которые не требовали деталей.
Внешне Нещерет напоминал всех старорежимных профессоров вместе взятых, виденных Левченко в кино. Не обязательно эти благообразные диковатые живчики были докторами. Но любой из них вполне подходил, когда надо было сравнить с кем-то сатановского доктора.
По мнению Андрея, если бы Нещерет был немного выше ростом, был бы очень похож на ученого мужа из кино про депутата Балтики, которого сыграл Николай Черкасов. Между прочим, самому Андрею кино не понравилось. Он почему-то неохотно воспринимал истории о том, как в финале аристократы начинали заигрывать с пролетариатом. Но списывал это все на своих личных тараканов. Тем более что Антон Саввич был похож не на самого актера, а на сыгранного им ученого Полежаева.
— Давно сидите?
— Не очень. Любе с нами не очень интересно, в карты она не играет…
— Не играю! — не сдержалась девушка, которую Андрей упорно старался не замечать, и добавила обиженно: — Но мне интересно! Вы знаете, Андрей Петрович, что сегодня полнолуние, а луна в Водолее?
Левченко укоризненно взглянул на Полину Стефановну:
— Морочите голову девушке. И нам заодно. Вот для чего?
— Эти дни должны объединять близких по духу людей, — не смутившись, пояснила библиотекарша. — Мы тут, я надеюсь, все такие. Совпадение показательное, Андрей.
— Какое совпадение? Ничего не понимаю! И не хочу, если честно!
— Вижу, что не хотите. За честность — спасибо. — Стефановна еле заметно кивнула. — Но карты все равно сегодня благоволят не вам. Полная луна, среди прочего, лучшее время для активного расходования накопленных сил. А сейчас, когда ночное светило вошло в знак Водолея, природа требует от людей быть смелыми и давать волю желаниям. Видите, все сходится.
— Ничего я не вижу, — отмахнулся Левченко. — Интересно, для чего вашим гостям все эти сказки?
Нещерет тут же поднял руки на уровень плеч:
— Сдаюсь, сдаюсь! Моя миссия очень проста — привел сюда Любочку, чтобы не ходила одна после заката солнца. Мужской компании ей не хватает. А кроме меня, немолодого, некому подставить плечо.
Андрей все это время избегал взгляда девушки. Ясно, снова эти забавы в попытке свести героя войны с медсестрой, которая неровно к нему дышит и не особо это скрывает. Люба уже работала тут вместе с доктором Нещеретом, когда Левченко остался в милиции. Знал о ней лишь то, что была в партизанском отряде, тоже при госпитале, так что сразу отбросил упрек врача по поводу Любиной боязливости. Больше года в партизанах наверняка излечили молодую женщину даже от самых потаенных страхов.
Как Андрей давно заметил, военное время, особенно для тех, кто несколько лет жил под немцами, в целом изменило обычные человеческие представления о страхе. Наоборот, беречься и быть внимательными следует днем. Более безопасными для многих становились вечера и ночи. Конечно, из ночного покоя могли вынырнуть внезапно как свои, так и враги — но вместе с тем темнота прятала, давала значительно больше шансов на спасение.
Потому не обманете, добрый доктор Нещерет!
— Мы с вами вместе проведем Любашу до самого дома, — пообещал Андрей великодушно, добавив зачем-то: — Я все-таки с пистолетом. Только, раз уж я вас нашел, Саввич, выйдем на пару слов.
— Страшный секрет? — Врач с притворной суровостью сдвинул брови.
— Не знаю, страшный ли. Но дамам точно не интересный. Потом поужинаем — и айда. Чем-то накормите, Стефановна?
— Найду, — буркнула библиотекарша. — Вы давайте сплетничайте. Мы вот с Любой тоже без мужских ушей поговорим. Нам есть о чем, правда, дочка?
Девушка кивнула. Война сделала ее сиротой, потому к Полине Стефановне она тянулась как к матери.
Та была не против. Потому что у нее тоже никого не осталось…
2
Мужчины вышли на крыльцо. Андрей прихватил армейский планшет, где, кроме необходимых в данный момент бумаг, держал еще и папиросы. Пока доктор хлопал себя по карманам, ища свои, вытащил коробку «Казбека», широким жестом протянул:
— Травитесь, Саввич.
— А я не курил до войны, — сказал доктор, деликатно беря папиросу двумя пальцами. — Поверить трудно, что дожил почти до шестидесяти — и никогда не оскоромился. Само как-то закурилось, знаете.
— Вам сколько? — Левченко поднес спичку.
— Будет шестьдесят один.
— Хорошо выглядите.
— Ой, товарищ старший лейтенант, обойдусь без лишних комплиментов. Я не благородная девица — раз. Прекрасно понимаю, как сохраняются люди и организмы в войну — два. Еще с гражданской помню.
— Были на фронте? У кого?
— Не попал. Но военное положение касается всех. Война, молодой человек, не проходит мимо вас, даже когда вы захотели пересидеть тяжелые времена в подземном бункере. Собственно, раз вы полезли в этот бункер прятаться от бомб, значит, вооруженный конфликт вас уже коснулся.
Левченко сбил пепел себе под ноги. Нещерет, оглядевшись, нашел рядом слегка изогнутый черепок. Аккуратно постучал по нему краешком папиросы, которую сжимал средним и указательным пальцами правой руки, будто зажал ножницами.
— Если бы мы все время только портили легкие никотином, Андрюшенька, меня бы как врача все устраивало. Хуже, если человек без руки, ноги, а голову другую вообще не пришьешь. И хватит об этом, я вас слушаю.
Говоря так, Антон Саввич топтался, отодвинувшись немного в сторону. Это тоже была манера, к которой Андрей уже привык. От стояния на одном месте у него быстро немели ноги, так что таким способом доктор боролся с досадным явлением.
Левченко снова сбил пепел.
— Вы бы оставили эту затею.
— Вы о чем?
— Партизаните с Полиной, я же вижу. Чисто сваты… Девушке, может, и не хочется…
— Для этого вы меня разыскивали? Несерьезно, товарищ Левченко, ох, несерьезно!
— Это я так, к слову. Мне сейчас не до отношений с девушками. Пусть даже они такие достойные во всех смыслах, как ваша… наша… Люба, короче говоря. Если вам и правда нечего делать, кроме как устраивать чужую личную жизнь, о своей позаботьтесь. Стефановна вон кое к кому неровно дышит…
— Я вас слушаю.
По тону доктора Левченко понял: нужно поменять тему. Но Андрей пока не придумал, как начать. Потому и тянул время, заговаривая и мысленно подбирая нужные слова. Слишком странным казалось то, что он собирался рассказать Нещерету. Чтобы еще взять лишнюю минуту на окончательные раздумья, расправился с папиросой финальной, третьей затяжкой, кинул бычок под ноги, раздавил подошвой.
