— Кто послал? Кто приказал? Говори, пидор, говори сейчас же!
Голос Теплого узнал сразу. Его трудно с кем-то спутать. Но сказать в ответ ничего не успел — коротко замахнувшись, Жора врезал дулом по лбу, теперь струйка крови потекла еще и из брови, быстро залив левый глаз.
— Кто прислал? Кому служишь, падла? Смерти захотел? Смерти, смерти?!
— Не надо… Теплый, это я…
— Вижу! Все я вижу! По мою жизнь прислали тебя, а? Говори, пидорюга!
— Ты что! Жора! Ты что, это же я.
— Прислал тебя кто?!!
— Скажу!
Дуло отодвинулось. Луч уже не бил в глаза. Сделав шаг назад, Теплый спросил не так злобно:
— Валяй. Исповедуйся. Чего меня искал? Завалить?
— Я к тебе. — Голуб вытер кровь с лица. — Некуда больше идти. Мне самому приговор огласили. Еще никто не знает, что я Балабана… того…
— Балабана? Прошу Балабана? Ты? Чем докажешь, Голуб?
— Слушай… Поверь мне, Теплый… доказать не могу. Мы были один на один, там, в тайге. С нами был еще один… Не наш, Офицер…
— Почему офицер?
— Кликуха. Политический, с войны… Посадили за какую-то глупость, не имеет значения… Он с нами бежал, Балабан такое решение принял. Где сейчас Офицер — не знаю. Из тайги мог не выйти. Но даже если вышел — не свидетель. Хер знает, куда его понесет. Тебе придется мне поверить, Теплый.
— С какой радости я должен верить тебе?
— А с какого перепугу ты решил, что я хочу тебя замочить?
Луч снова ударил Голубу прямо в глаза.
— Ты знал, где меня можно найти. Слухи ходят — приговор мне вынесли, Балабан и другие авторитетные воры под этим подписались. Где гарантия, что тебя из-за колючки не вывели спецом, чтобы вышел на меня и исполнил? Могли впрячь тебя в дурное дело, ох могли.
Голуб снова стер кровь, вытер руку о штаны.
— Хотел слушать — слушай. Грохнешь меня — вали, черт с тобой. Только кто ты? Большой авторитет? Сейфы до войны ломал, потом оскоромился мокрым. Масть неподходящая, чтобы все воры нашей большой страны спали и думали, как бы так Жору Теплого подрезать за то, что ссучился. Ты один такой? А вот ни хрена! На каждого время тратить — мозоли собьешь. Где искать — знаю, потому что люди с воли тебя вычислили. Следы оставляешь за собой, Теплый. В твоем… нашем с тобой положении это нехорошо.
— Нет ничего нашего с тобой, Голуб.
— Пока нет, Жора, пока что. Принес я тебе весточку в клюве. У меня вон у самого земля под ногами горит. Но никто специально к тебе палача не засылает. Крутится такая мысль, отвечаю, что охота на тебя, меня или кого-то другого не так уж своевременна. Не веришь — больше мне нечего сказать. Веришь — послушай меня, сливаемся отсюда вместе. Нырнем поглубже, отрубим лишних. Заляжем на дно, пересидим хотя бы год. Уляжется — снова вылезем. Вот такие мои тебе слова. Вот для чего я к тебе шел. Я все сказал. Убивай, Жора.
Луч постепенно сдвинулся в сторону. Голуб увидел — рука с револьвером тоже опустилась.
— Ну, раз так. Тогда здорово, бродяга.
Не успев опомниться, тот вдруг оказался в коротких и крепких объятиях. Как только Теплый отстранился, Голуб пробурчал:
— Пошел ты к черту, Теплый. То в морду лупит, то обнимается.
— А ты не собачься, Голуб, не собачься. Мою историю лучше меня знаешь, вишь, как складно рассказал. Как мне думать прикажешь об этом всем? О тебе, например. Падаешь с неба, базаришь про то, как старого пахана подрезал, тыкаешь какое-то ржавье. Должен был проверить. Разве нет?
— Твое право. Только ты, Жора, вора по морде ударил.
— Так и я не урка базарный. — Теплый развел руками, спрятал револьвер в карман широких штанов. — Выпьем мировую. И, считай, проехали. Замазано?
Голуб сделал вид, что идет на огромную уступку, пожимая протянутую руку.
— Замазано. Ты меня тут оставляешь?
— Есть другая хаза. Не одна. Но тебя, Голуб, точно Бог послал.
— Бога нет.
— Значит, есть кто-то другой. Ибо как еще объяснить, кроме вмешательства оттуда, — кивок вверх, к потолку, — почему ты меня очень вовремя нашел. Новости принес важные, вот что.
— Важные?
— Меня объявили, Голуб. Похоже, знают, где мое лежбище. Валить надо отсюда.
— Куда?
— Интересный вопрос. А еще лучше — с чем валить? Без хрустов далеко не убежишь. Потому что хрусты — это ксивы, безопасность. Не полная, ясно, но безопасность, Голуб. Потому с нами кантуйся. Вместе не пропадем.
— Для того и искал тебя, Жора. Сколько вас?
— Со мной — четверо. Было пятеро. Одного легавые положили с месяц назад.
— Вот волки!
— И я об этом. — Теплый примостился рядом на лежаке. — Мы залегли пока. Так, выступаем по мелочи, но не то все, не то. Как раз надыбали дело, верняк. Вот и подключишься. Недалеко, в поселке одном. Сатанов называется. Пошуровали там мало-мало. Только местные мусора, думается мне, уже чутка успокоились. Понюхаем еще немного, сделаем — и рвем когти отсюда. Я бы к морю подался.
— Почему — к морю? К какому морю?
— К Черному ближе всего. Одесса-мама, знакомых тьма. Бывал я там до войны. Заляжем где-то в катакомбы — хрен найдут. А еще, Голуб, граница рядом. Контрабандисты, им война — мать родная. Вот такой у меня план. Годится?
Голубу совсем полегчало.
Правильно мыслит Жора. Почему-то он сам не додумался про границу и контрабандные тропки. Здорово исчезнуть из этой страны, давно пора.
Голова.
Недаром сейфовых замков, о которые Теплый обломает зубы, еще не придумали в мире. Так, во всяком случае, говорят.
2
С бородой Игорь чувствовал себя в безопасности.
Сперва было не очень уютно — привык бриться пусть не ежедневно, но так часто, как позволяла война. Даже в тюрьме и лагере его брили. Этого требовали действующие санитарные нормы — разводить вшей и блох начальство не хотело, можно и по шапке за насекомых получить. Но переход на нелегальное положение требовал поменять внешность. Борода оказалась одним из первых элементов маскировки.
Он вообще быстро убедился: чем проще, без затей перевоплощение в другого человека, тем меньше шансов спалиться. Когда делали новые документы, очень похожие на настоящие, сказали: имя лучше оставить, а фамилию изменить минимально. Теперь он стал Игорем Волковым. А объяснялся ход просто.
Опыта жизни по чужим документам он не имел. Значит, к обновленным паспортным данным придется привыкать. Если забудется, утратит бдительность и не отзовется на нынешние имя и фамилию, тут же вызовет подозрение. Тем более в военное время. Сейчас первая встречная ответственная работница тыла накручена призывами про максимальную бдительность, потому что враг не дремлет. Малейшее сомнение в собственных паспортных данных — и все, можно сливать воду.
