— Что случилось? Только давай без ненужных вступлений, Виктор.
— Не мой метод. Правильно придумала пацана отправить. Я сам собирался выгнать.
— Выгнать?
— К словам не цепляйся. — Сомов кашлянул. — Я скажу, но он не должен знать, пацан. Ты должна. Вовк сбежал из мест лишения свободы, Лариса.
Она порывисто встала.
Слишком резко дернула стул, он не удержался и упал. И показалось — грохот от падения потряс комнату. Содрогнулась и сама Лариса. Сняла очки, положила на стол перед собой, уперлась сжатыми кулачками в столешницу, опустила голову, избегая взгляда Виктора. Затем, уже спокойнее, вернула очки на место. Подняла стул за спинку. Села, устроила на поверхности стола острые локти, сплела пальцы рук перед собой. Могло создаться впечатление — она молится. Даже самой Ларисе на короткий миг так представилось, потому что она спросила то, о чем обычно просят у Бога, услышав такое:
— Жив?
Видно, Сомов ожидал такой реакции, потому что к тревоге прибавилась нитка удовольствия.
— А тебе бы как хотелось?
— Смерть Игоря мне точно не нужна. Я вообще против, чтобы умирали люди.
— Война.
— Мне война тоже не нравится. То есть… Извини…
— За что?
— «Тоже» — не то слово. Не годится. Люди, конечно же, умирают не только на войнах. История знала болезни, эпидемии, голод. Немного больше, чем десять лет назад, мы такое поветрие пережили. Но эпидемию можно остановить, если начать лечить людей. Голода не будет, если всем дать поесть. Кого нужно вылечить или накормить, чтобы остановить войну?
— Ты учитель математики, Лара. Не политик, не философ. Я видел философов. Очень далеки от народа, очень. Потому трудовой лагерь для них идеальное место. Приближает людей к их настоящим потребностям максимально.
— Игорь тоже там был, верно? А он не философ.
— У нас не обязательно много философствовать, чтобы стать врагом народа. Особенно когда народ воюет с фашистами. На войне лучше меньше думать. Задумаешься больше, чем нужно, — станешь на вражескую сторону. В окопах не забивают себе головы глупостями, Лара. Там другие задачи.
— Ты говоришь так, будто сам сидел в окопах.
— Во-первых, я на фронте все-таки был. И ты это знаешь. Во-вторых, у каждого свой участок фронта и он защищает его так, как приказывает партия. Это тебе тоже известно.
— Партия приказала тебе посадить Игоря в лагерь?
— По приказу партии я разоблачаю врагов, Лара. Кстати, хочу тебе напомнить, раз уж мы завелись. Твой бывший муж — не враг.
— Ты признаешь это?
— Я никогда такого не утверждал, Лариса.
Сомов, тихо поскрипывая кожей сапог, пересек комнату, сел напротив жены, закинул ногу на ногу. Достав папиросы, хотел закурить — но передумал, примостил коробку на столе, накрыл рукой, похлопал ладонью. Повторил:
— Никогда не говорил я, что твой бывший — враг. Знаешь почему? Потому что, если бы он на самом деле был врагом, не загремел бы на пять несчастных лет. Он бы прямо там, на фронте, предстал перед военно-полевым судом. А потом, по приговору, — к брустверу. Законы военного времени, должна понимать.
— Почему же он тогда сидит?
— Уже не сидит. Бегает. Сделал себе только хуже, но про это в другой раз. Ему советская власть дала шанс, Лариса. Остановила за полшага от настоящей измены родине. Отправила на перевоспитание. Отсидел бы, повалил лес на благо народного хозяйства. Времени подумать достаточно. Теперь все поменялось.
— Как именно?
— Игорь Вовк сбежал. Значит, вне закона. Если не подохнет где-то в тайге, а каким-то чудом выползет, — его могут застрелить когда угодно.
— А если не застрелят?
— Добавят за побег. Это минимум десять лет.
— Вдруг не поймают?
— А тебе бы как хотелось?
Лариса закусила нижнюю губу. Сняла очки, легонько потерла кончиками пальцев глаза.
— Мне бы хотелось, Виктор, чтобы Игорь остался в живых. И его не нашли. Искренне говорю. Думай обо мне что хочешь. Ломать себе голову, какой ответ тебе понравится, мне неохота.
— Лара, меня полностью устраивает такой ответ. Другого я от тебя и не ожидал. Скажи ты что-то иное, тогда бы я напрягся, потому что не поверил бы. Спасибо за честность. От иллюзий относительно того, как ты относишься ко мне, я избавился давно.
— Они были, иллюзии?
— Были надежды, Лариса. Возможно, когда-то докажу, что я тебе не враг.
— Ты мне не враг. Я не буду спать с врагом в одной постели.
— Но я и не друг, — жестко ответил Сомов. — Раз уже зашла речь про нашу постель… Ты прекрасно понимаешь, что я сейчас имею в виду, когда напоминаю про твое отношение ко мне. Хорошо, достаточно. Ты не кривила душой, могу за это снова поблагодарить. Только позволь мне тоже говорить честно.
— Других отношений я не приемлю. Тебе это известно, Виктор.
— Конечно. — Сомов открыл коробку, взял папиросу. — Потому сказал тебе про бегство Вовка. Не то чтобы это государственная тайна. Наоборот, он в розыске. Чем больше сознательных людей в курсах, тем скорее беглеца схватят. — Пальцы стиснули пустой конец гильзы. — Мне сообщили про ЧП, потому что я все же имел отношение к его делу. — Губы сжали папиросу, в руках появилась спичечная коробка. — Хочу предупредить тебя, Лариса, чтобы в случае чего ко мне с твоей стороны не возникало никаких ненужных вопросов. — Чиркнул спичкой, поднес огонек к папиросе, прикурил, посмотрел, как он догорает, погасил тлеющий огонек возле самых пальцев. — Не знаю, что за черт дернул твоего бывшего рвануть из лагеря. Не представляю, куда он может податься. Но если когда-то, раньше или позже, Вовк нарисуется здесь, в этих краях… или где-то еще, куда меня переведут по службе… я его убью, Лариса. Не потому, что мы в детстве не мирились. Или из-за того, что он был твоим мужем. Он преступник, и я его убью.
Ответа не услышал.
Лариса и не искала его. Вопреки услышанному, не находилось слов. После такого лучше на что-то переключиться. И она, надев очки, поднялась и пошла к плите.
Как бы там ни было, а муж вернулся со службы. Хочет ужинать. У нее свои мысли — но и обязанности хозяйки никто не отменял.
Сомов курил, удовлетворенно следя за женой. Радовался сказанному. Душу грело понимание того, что Лариса не знает и наверняка и дальше ничего не узнает.
Например, того, что он живо интересовался обстоятельствами побега.
И буквально вырвал у коллеги из соликамского отдела НКВД важную для себя информацию.
Там, на месте, среди многих других опросили некого Божича, начальника оперчасти лагеря. По его показаниям удалось установить странное совпадение, которое могло как указать на след бежавшего, так и не иметь никакого значения. Выяснилось: лагерный кум взял Вовка в разработку, имел на ценного агента серьезные виды. Так что по собственной инициативе узнал и сообщил заключенному, где сейчас находится его семья.
