Но это совсем не означало, что поздно вечером следует ходить одной. Забывая об осторожности.
Лариса снова запахнула плотнее шаль, придерживая края, и еще ускорилась.
Чтобы срезать угол и скорее дойти до дома Липских, так или иначе нужно добраться до старых ворот. С того места пути расходились на все четыре стороны, смотря куда кому надо. Лариса уже мысленно строила привычный для себя маршрут. Когда повернула и впереди замаячили среди клочьев тумана остатки стены, успокоилась.
Ничего не произошло.
Да и не произойдет.
Оборотней не бывает.
Стояла тишина, какая возможна только ранней осенью. Над старой стеной сквозь туман проглядывала луна.
Старая стена была уже совсем рядом, с правой стороны. Поравнявшись, Лариса невольно повела плечами. Та девушка, из больницы, погибла, говорят, где-то здесь. Еще плотнее, насколько это было возможно, закуталась в шаль. Подумав мгновение, Лариса перебросила ее с плеч на голову, на манер платка, резким жестом запахнула. Даже на миг закрыла глаза, чтобы не смотреть в ту сторону.
Шаг.
Шаг.
Еще шаг.
Еще.
Наконец жуткое, пусть и знакомое место осталось за спиной. Можно с облегчением вздохнуть.
Будто в ответ на эти мысли сзади послышалось движение. Не показалось — кто-то, вынырнув из кофейно-молочных сумерек, не очень таясь, бежал за ней.
Тяжелое хриплое дыхание.
Зверь.
Нет.
Лед страха сковал мгновенно. Голова понимала: нужно сломя голову убегать. Ноги же не слушались, будто примерзли к земле.
Дальше все произошло будто не с ней.
Вот он за спиной. Незнакомый запах. Не животное… но и не человек. Или, может.
Нужно кричать. Услышат, спасут, люди вокруг. Не так близко, но — вокруг.
Поздно.
Крепкие объятия-тиски. Запоздалая попытка крикнуть.
Жесткая — ладонь, лапа? — запечатала рот.
Попробовала укусить, на рефлексе. А потом ее стиснули, наклонили, потянули.
Только тогда потеряла сознание.
Глава шестая
Охота
1
Они выехали из Каменца-Подольского еще засветло. Свернули с дороги в лес. Углубились, пряча полуторку между деревьями, и стали ждать вечера.
Можно было сделать иначе. Но Жора Теплый имел свой расчет. Любую машину на выезде или въезде проверяют. У него и его людей были сомнительные документы. Но днем, когда транспорта больше, дежурные на постах не очень придирчивы. Ведь за каждой машиной ползет следующая, а то и небольшая колонна. Все торопятся, сигналят, нервы электризуют воздух. Связываться с этой публикой дольше, чем есть в том потребность, никому не хочется.
В их кузове, кроме трех автоматчиков, никого и ничего не было. Печать на маршрутном листе ненастоящая, самодельная, к тому же выполнена не очень качественно, потому что фармазон торопился. Зато сама бумажка самая настоящая. А то, что голубой кругляш в правом нижнем углу немного размазанный, нечеткий и закрывает подпись ответственного лица, — явление для военного времени привычное.
Итак, без особых препятствий можно было, по логике парадокса, проскочить только днем. Причем во второй его половине, когда часовые на постах успеют устать с утра. Справедливо предположив, что парни стоят голодные, Теплый распорядился прихватить с собой хлеба, сала и лука, который сам старательно очистил. Уже на пропускном пункте лично угостил солдата, тот взглянул на офицера, не намного старше себя, получил молчаливое одобрение, после чего полуторку уже не задерживали — сзади приближалась машина с грузом.
Голуб трясся в кузове рядом с еще двумя переодетыми бандитами. Один, крепкий, с надрезанной мочкой уха, носил кличку Бугай. По иронии судьбы, она совпадала с настоящей фамилией — Семен Бугай, бывший работник кустовой полиции из Староконстантинова, а до того, как записался в полицаи, — квартирный вор. Его выпустили зимой сорок первого. Сидел за убийство: хозяйка, к которой он вломился, вернулась раньше, чем Бугай рассчитывал, пришлось ударить ее кухонным ножом, прорываясь к дверям. Отпечатков на рукоятке не стер. По ним и вычислили, повязали следующим же вечером, пьяного как сапожник. Когда взяли, женщина еще держалась за жизнь, и Бугай признался — впервые в жизни тогда попытался помолиться Богу, чтобы выжила. Ничего не вышло, умерла в муках, рана, не совместимая с жизнью, и так слишком долго держалась. Потому раскрутили по полной, на неумышленное убийство. Сознательно отбирать людские жизни Семен Бугай по кличке Бугай приловчился уже в полиции.
Потом, когда пришло время бежать, хитрец сделал так, чтобы в кармане изуродованного трупа нашли аусвайс Семена. Даром что товарищ, которого он убил и решил выдать за себя, был выше и немного узковатым в плечах. Когда идет война, о личности умершего свидетельствует только документ, который есть при нем. Такой мороки, как оперативно-следственные действия, не стоит ожидать и бояться. Семен Бугай — не единственный полицай, которого разыскивали. И оттого, что одним предателем родины меньше, особисты только с облегчением вздохнули. Жору же Теплого вполне устраивало, что нового члена банды записали в покойники.
Другим был дезертир Коля Яковина, к которому с легкой руки самого Теплого прицепилась кличка Партизан. У этого рыжего долговязого типа история была интереснее, чем приключения Голуба. Еще когда Красная Армия отступала, тридцатилетний мобилизованный тракторист с Сумщины решил: все, навоевался.
Их колонну за Хмельником атаковал немецкий самолет. Поднялась стрельба. Вокруг рвались бомбы, все в панике кинулись врассыпную — и тогда Коля, бросив винтовку, удрал под прикрытие деревьев. Отбежав подальше, заполз в лес, где перележал до ночи, а потом, срезав с себя все опознавательные знаки и даже раздевшись до исподнего, в одной рубашке, кальсонах и сапогах добрался под утро до ближайшего села. Там его пригрели. Переодели в гражданское. Не по размеру, зато безопасное. И прятали в погребе несколько месяцев.
С хозяевами повезло: чтобы обезопасить себя, дядька Данила, предоставивший убежище, устроился на службу в немецкую администрацию. Работал там тем же, кем и при советской власти, — агрономом. Потому его дом не трогали.
Позже Яковина нашел способ перебраться к партизанам. Не то чтобы очень хотел, просто дядька Данила со временем начал сотрудничество и с лесом — только бы не трогали и эти. Красноармеец, которого он прятал, стал для агронома чем-то вроде вступительного взноса. Но в партизанах Коля долго не засиделся. Там, оказывается, нужно было еще и воевать. Этого вчерашний тракторист не любил, не умел и не хотел делать. Потому и удрал из отряда при первой удобной возможности.
Позже узнал: вовремя сбежал. Каратели со временем выявили отряд, окружили, накрыли и уничтожили под корень. Яковина, счастливчик, построил себе шалаш и пересидел в лесу на подножном корме. А потом снова прибился к небольшому и мобильному партизанскому отряду. Там притерся к обозу, так удалось продержаться какое-то время. Но все равно пришлось убегать, еще и прихватив вещевой мешок с продуктами.
