— Передумали?
— Догадался, что вы не приведете меня к Готу. Потому что с высокой вероятностью Гот — это вы сами, доктор Нещерет.
— Интересно. На чем же, как говорят, прокололся?
— Волчонок, — спокойно и в то же время победно произнес Андрей.
— Волчонок?
— Щенок, с которым играют дети во дворе Катерины Липской. На кусте, вы же знаете, я нашел клок волчьей шерсти. Так, будто зверь бежал и зацепился. После того мы с вами пришли к крамольному выводу: на вашу медсестру, а значит, и на всех других нападало существо, способное быть то человеком, то волком. Точнее, Саввич, вы подтолкнули меня к этой мысли. И вас, как я понимаю сейчас, это изрядно радовало. Вы убедили меня, материалиста, в способности человека становиться волком. И наоборот.
— При чем тут волчонок? — спросил Нещерет сухо.
— Катерина Липская подобрала его в лесу. Пожалела, принесла домой. Кстати, теперь у меня сильное подозрение, что его маму-волчицу убрал ваш любимец Лобо. Но не в том дело. Катерина по вполне понятным причинам старательно прятала волчонка от чужих глаз. Даже называла его песиком. Кроме вас, Саввич, никто его не видел. Вы тоже, наверное, увидели случайно. Но вы единственный посторонний, кто знал, в чьей хате поселился настоящий хищник, пусть и маленький.
— Ну и что?
— Когда я взялся за дело тщательно, ибо у меня на то были свои личные причины, вы наведались к Липской. Больше негде взять клочок волчьей шерсти. Могли найти убитую волчицу раньше Катерины, в конце концов. Да и линяют звери в эту пору.
— Для чего это мне, по-вашему?
— Вы бы не оставили намерения подбросить мне это доказательство, пусть непрямое, существования волка-оборотня. Я должен был наткнуться на волчьи следы. Не в тот раз, так позже. И все равно нужно проверить. Вот когда я вспомнил наш разговор в морге. Ваши намеки на возможность превращения человека в волка и назад. Басня перестала быть таковой. Приобрела новый смысл. Стала подсказкой, которую вы вряд ли хотели мне дать, по крайней мере там и тогда. Круг замкнулся.
— Потому вы примчались ко мне и рассказали про секретный немецкий объект в лесу, на который собираетесь отправиться?
— Поделился тайной, вы абсолютно правы. Что я вам еще сказал? Что собираюсь разведать сам, а потом — привести туда отряд карателей из НКВД. Показать — вот где нужно искать убийцу капитана Сомова. Пусть бы они сушили себе мозги. Зато местное население, которое и так натерпелось страху, избежало бы риска карательной зачистки. Это я на ходу придумал. Для вас. Вы мне не возражали. Но раз вы тут — купились. Шли за мной, правда?
— Не той дорогой, — произнес Нещерет после короткой паузы. — Вас должно было задержать минное поле. Не ахти какая ловушка, но хоть что-то… Я же собирался встретить вас тут. Хотел увидеть, как вы наткнетесь на Лобо.
— Желали моей смерти?
— Андрей, вы свидетель. Рано или поздно я придумал бы, как открыть сейф. Взял бы свои записи. И вместе с Лобо убрался бы прочь отсюда. С таким охранником мне не страшны карательные отряды. Так или иначе попробовал бы пробраться ближе к фронту.
— К немцам?
— Еще дальше. Я убедился: мои знания — не для них. Точно так же, как не для ваших коммунистов. Есть другой, более благодарный хозяин. И искать его, поверьте мне, пришлось бы не так долго. Все это, — он кивнул на сейф, — не должно попасть в те руки, в которые я не хочу их отдавать. Обжегся о Сталина, разбил лоб о Гитлера. Их сущность одна, Андрей. Правда, «Полнолуние» мне на самом деле помогли реализовать немцы. Большевики расстреляли бы. К тому, собственно, и шло.
— «Полнолуние»?
— Название моего проекта. Личного. Скромно и многозначительно. Наверное, вы хотите послушать. Вы все, — Нещерет взглянул также на притихших, будто любопытные дети, Вовка и Теплого. — Ну, вы имеете на это право. Раз пришли сюда и справились с Лобо. Все любят сказки. Особенно волшебные и страшные, про чудовищ. Только «Полнолуние» — не сказка. Точнее, — он снова выдержал паузу, в этот раз театральную, — та самая сказка из радостной и бодрой советской песенки, которую следует делать былью. Знаю, времени не так много. Потому постараюсь не растягивать. Только то, что вам стоит знать, чтобы понять «Полнолуние». И почему меня тут называли Готом. Богом. Это же не я сам о себе придумал.
Пока доктор говорил, по привычке время от времени переступал ногами. Устал стоять на одном месте, немели ноги — Левченко помнил это.
Так что ничего удивительного и тем более подозрительного не было в том, что Нещерет передвигался в правую сторону, невольно обходя сейф сбоку. Для удобства Андрей так же двигался в унисон с ним маленькими приставными шажками — просто чтобы не вертеть головой во время разговора.
Сейчас он уже меньше обращал внимание на Игоря Вовка, который молча слушал.
Тем более что все они, включая бывшего хозяина этого лесного логова, перестали следить за Георгием Тепловым. Тот же молчал. Внимательно слушал. И перемещения Левченко позволили ему вскоре оказаться у Андрея за спиной.
В темноте скудный свет фонарика ничего не решал.
2
— Мне посчастливилось родиться в Харькове.
«Мне тоже», — чуть не вставил Левченко. Но решил воздержаться. Не хотелось говорить Нещерету, что они, оказывается, земляки. Вместо этого поинтересовался:
— Почему?
— Потому что доктор Иванов, тогда еще не знаменитый профессор, узнал, что я не просто харьковчанин, а еще и учился там в университете. Потому без колебаний взял меня к себе ассистентом. Илья Иванович доверял харьковской школе, сам окончил тот же университет. У нас только восемь лет разницы, немного. Но я все равно называл его на «вы». Тут плохо видно. Но догадываюсь, у вас, Андрей, непонимание на лице. Вы же не слышали о профессоре Иванове, правда?
Фамилия очень простая, даже в значительной мере безликая. Кто знает, предположил Нещерет, вдруг именно оно побудило в свое время типичного русака, уроженца Курской губернии, заявить о себе чем-то громким и необычным. И главное — дерзким до чрезвычайности. Иначе трудно объяснить, почему биолог Иванов решил посвятить свою жизнь делу выведения новых пород животных.
А позднее — новых людей.
— Когда он скрещивал зебру с ослом или зубра с коровой, все, кто следил за процессом, были в восторге, — вспоминал Нещерет, голос завибрировал ностальгическими нотками. — Считалось, что это очень перспективное направление в животноводстве. Российская империя, какой бы дремучей она ни была, в начале двадцатого века тоже постепенно вставала на рельсы прогресса. Посмотреть на опыты Ильи Ивановича приезжали со всей Европы. Было паломничество, Андрей, — он почему-то продолжал обращаться только к Левченко. — Если преувеличиваю, то разве что немножко. Можете мне поверить, Иванов мог иметь мировой успех. Если бы не революция и изменения в мировом порядке. Хотя именно большевики дали нам всем шанс воплотить в жизнь дело, которое должно было увенчать карьеру Ильи Ивановича как ученого. Только они же тот шанс бесславно погубили. Помните слова Тараса Бульбы, Андрей? Я тебя породил, я тебя и убью.
