Оседлал мотоцикл. Кое-как держа руль, запустил мотор.
Ехал не к себе в управу — к Стефановне. Что-то подсказывало: нужно именно туда, не ошибется.
Так и есть.
В окнах — свет. Возле калитки — «виллис», водитель за рулем, двое автоматчиков рядом. Увидев мотоцикл, все трое встрепенулись, солдаты схватили оружие наперевес. Левченко заглушил мотор, махнул левой рукой:
— Вольно, бойцы! Где тот, кого вы катаете, начальство?
Его провели внутрь. Сперва заметил бледное, озабоченное лицо Полины Стефановны. Только потом взглянул на гостя — невысокого, чем-то отдаленно похожего на хорька майора НКВД, который поднялся из-за стола ему навстречу.
И приготовился рассказывать ему свою, продуманную за время, пока шли по лесу, вполне правдивую версию событий.
Почему-то верил: пока его не выслушают, этот человек-хорек не даст команду карателям начинать то, за чем они приехали.
А луна за окном и дальше не пряталась за тучи. Светила, словно подбадривая.
И оставалась отныне и навсегда его, Андрея Левченко, главным и надежным сообщником.
Несколько слов от автора
Первый успешный эксперимент, в рамках которого у человека прижились трансплантированные от животного органы, провели в Беларуси.
В начале третьего тысячелетия, конкретнее — в середине так называемых «нулевых», в клинике Минска женщине пересадили ткани щитовидной железы кролика. Теперь больная может отказаться от заместительной гормональной терапии, в которой нуждалась после перенесенной операции — болела раком. Об этом миру сообщил профессор Белорусского государственного университета медицины Станислав Третьяк. По его словам, этот эксперимент над человеком был первым в мировой практике, завершившимся удачно.
Стечение обстоятельств невероятное. Упомянутую операцию провели ровно через шестьдесят лет после событий, описанных в романе, который вы только что прочитали. И, что самое интересное, почти восемьдесят лет спустя после того, как о реальности подобных экспериментов заговорили в Европе того времени. С подачи ученых, которые представляли новую, десяти лет не стукнуло, державу под названием Советский Союз.
Итак, рожденный только авторским воображением сюжет, который превратился в детективный триллер «Полнолуние» и, надеюсь, не заставил вас скучать, имеет под собой вполне реальную основу. И откровения вымышленного героя, доктора Антона Саввича Нещерета, — совсем не научная фантастика, не бред сумасшедшего и не сенсационная история, изложенная по публикациям «желтой прессы».
Профессор Илья Иванов существовал на самом деле. В середине двадцатых годов он даже был публичной, довольно популярной личностью. Его деятельность не засекретили, наоборот — эксперименты Иванова по созданию нового человека освещались в прессе того времени и даже снимались для документальной хроники. По непроверенным данным, именно фигура Ильи Ивановича и его неутомимая исследовательская деятельность подсказали Михаилу Булгакову идею повести «Собачье сердце».
Хотя следует признать: сюжеты об экспериментах над человеком, точнее, о попытках создать нового индивида в упомянутое время были чрезвычайно модными. Булгаков просто решил быть, говоря современным языком, в тренде. Но, в отличие от романов того же советского фантаста Александра Беляева, его повесть сразу запретили. Опубликовали только через шестьдесят с лишком лет после написания и закрепили успех одноименным фильмом — без преувеличения, блестящим. Не всякий даже сегодня читал повесть Булгакова. Однако мало найдется тех, кто не видел киноленту «Собачье сердце», не цитирует ее героя — профессора Преображенского и антигероя — Полиграфа Шарикова.
Ведь именно вымышленный профессор рационально, логично и категорично, каждым своим словом доказывает еще в момент написания, когда советской власти не стукнуло и десяти лет, почему ее не должно существовать. В то же время Шариков, превращенный его гением из дворового пса в человека, наглядно демонстрировал не только личный крах его творца, но и крах советской коммунистической системы, которая опирается на таких шариковых.
Большевики узнавали себя в Шарикове. Вот почему повесть Булгакова надолго запретили. Однако же романы Беляева и других, написанные на подобную тему, советская власть разрешала. При том что всюду эксперименты над людьми заканчивались трагически. Усилия ученых выглядели нелепыми, приводя лишь к человеческим трагедиям. Почему коммунистические лидеры испугались маленькой повести, пропуская сквозь гребень цензуры аналогичные произведения?
Ответ прост. Действие своих романов «Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия» и большинства похожих Александр Беляев переносил за границы СССР. Или в Америку, или в неназванные, но все равно вражеские капиталистические страны. Было разрешено критиковать их действительность, чуждую нам и враждебную. Никто из организаторов, вдохновителей и воплотителей советского эксперимента себя и близко не узнает. В целом же тогдашние советские фантасты только развивали западную традицию. Которая стала очень актуальной в свете курса коммунистов на изменение человеческой природы экспериментальным путем и создания принципиально новой личности «советский человек», и новой общности — «советский народ».
Тянется эксперимент с первой четверти ХИ века, когда девятнадцатилетняя британка Мэри Шелли написала на паре свой роман «Франкенштейн, или современный Прометей». Он явил миру модель, которая демонстрирует и предупреждает одновременно: эксперименты по искусственному созданию человека ни к чему хорошему не приведут, только наплодят чудовищ и монстров. Позже идею подхватили и развили тоже англичане Роберт Льюис Стивенсон и Герберт Уэллс. Первый в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» показал, во что выливаются эксперименты человека над собой из желания отделить светлую сторону от темной. Другой последовательно моделировал способы проведения и катастрофические последствия экспериментов не только над людьми, но и с живой природой в «Невидимке», «Острове доктора Моро», «Пище богов» и других романах.
Именно Уэллс, волей судеб, сыграл в советских экспериментах над человеком пусть не первую, но и не последнюю роль. Фактически благословив их. Ведь опыты Ильи Иванова воплощали в реальной жизни то, что читатели Уэллса считали научной фантастикой — термина «роман ужасов» тогда еще не было.
Советская власть начала не только медицинские исследования над отдельными добровольцами, стараясь превратить обезьян в полноценных людей. Система, которая возникла вследствие большевистского переворота глубокой осенью 1917 года в России, начала один грандиозный и, как показало время, разрушительный политический, социальный, общественный и культурный эксперимент над миллионами людей, в результате которого преимущественно насильственным путем изменялась сама человеческая природа.
Но вернемся к истокам. Английский писатель Герберт Уэллс, по состоянию на первую четверть ХХ века один из мировых авторитетов, дружил с российским литератором, политическим и культурным деятелем Максимом Горьким. Известно, что Горький поначалу не принял советскую власть в том виде, в котором ее воплощал идеолог большевизма Владимир Ленин. Однако, по версии современного российского писателя и общественного деятеля Дмитрия Быкова, позднее Горький изменил свое мнение. Потому что его творческий метод — всякий раз искать нового, идеального человека.
