Люди, которые заботились о нем несколько недель, а может быть, и месяцев, здесь, среди глухого леса, вытаскивая с той стороны. Он хотел бы им что-то дать в благодарность, но был нищ, точно бродячий артист. Даже одежда была не его, чего уж говорить о деньгах?
Они как будто прочитали его мысли. Женщина, которую звали Свит, улыбнулась, а ее муж, Кестор, произнес:
– Не беспокойтесь, милорд. Ваш друг был очень щедр. Нет нужды в еще одной плате. Нам пора возвращаться в деревню, к родственникам.
– Спасибо за все.
Они снова поклонились, принимая столь простую благодарность с достоинством людей, которые знали, что хорошо выполнили дело, которое им поручили, а затем вышли. Свит, прежде чем навсегда исчезнуть из жизни Дэйта, еще раз ткнула пальцем в котелок.
Он посидел с десяток секунд, слушая, как скрипит снег и отдаляется звук шагов.
Новый гость объявился лишь через час, когда уже полностью рассвело. Едва некто поднялся на крыльцо, воин протянул руку к лежащему на столе уже взведенному арбалету. Времена нынче опасные, а по лесу мог шастать кто угодно.
Мильвио вошел порывистым шагом, захлопнул дверь, опустил засов и потянул носом воздух, уловив аромат гуляша. Несмотря на холод, шапку треттинец не носил, на вьющиеся волосы был накинут капюшон теплой куртки. Он обстучал ботинки от снега, стянул рукавицы, затем перчатки, бросив быстрый взгляд на арбалет, чуть улыбнувшись.
– Рад видеть тебя в добром здравии, сиор, – как всегда певуче произнес он. – Признаться, в какой-то момент я опасался, что мы больше не сможем поговорить, так плохо ты выглядел.
– И я рад. – Дэйт улыбнулся, точно медведь. Его борода еще сильнее отросла, стала косматой и вся словно бы обсыпана солью из-за редкой седины. – Полагаю, именно тебя мне стоит благодарить за все это? За жизнь.
– Право, сиор, я сам не знаю, кого благодарить за то, что мы уцелели.
Он расстегнул перевязь, удерживавшую бастард за спиной, прислонил узкий меч к стене, скинул куртку, под которой оказался темно-зеленый шерстяной свитер грубой вязки.
Дэйт, предусмотрительно державший котелок рядом с огнем, чтобы тот оставался горячим, сам встал и наполнил миску густым, ароматным, жирным варевом. Снял с темного каравая полотенце, отрезал кинжалом широкий ломоть.
Треттинец не стал отказываться, было видно, как он голоден. Его лицо обветрилось за время пути, на щеке появилось несколько глубоких, совсем недавно заживших царапин. Он ел, стуча деревянной ложкой об миску, и Дэйт терпеливо ждал. Знал, что разговор выйдет долгим, а торопиться ему некуда – лишние минуты не сыграют никакой роли в череде дней, когда он маялся от неизвестности.
Мильвио отодвинул опустевшую посуду, сказав:
– Твое терпение, сиор, достойно легенд. Какие новости ты знаешь?
– Смутные. Неточные. То, что доходило в лесные хутора, а после приносил Кестор. Где ты их нашел, кстати?
Треттинец легко пожал плечами:
– Я человек дороги. Бываю везде, знаком со многими. Они хорошие люди, и им можно доверять. Ну и самое главное – были близко.
– И пока они меня штопали и ставили на ноги, что делал ты?
Глаза Мильвио стали серьезными:
– Носился с ветром по всему Пограничью. И с этой стороны горного хребта, и с той. Слушал, говорил, отправлял письма и думал, как отправиться в Кариф.
– Кариф? – Дэйт удивился, услышав об этом герцогстве. – Зачем в такую даль?
Южанин вздохнул:
– Я дал кое-кому обещание вернуться и уже давно нарушил все сроки.
Воин несколько долгих секунд размышлял, затем сделал предположение:
– Женщина?
Он никогда не спрашивал де Ровери о семье, о том, кто его ждет и кем он был, прежде чем стать наемником в отряде арбалетчиков, дружить с белыми львами и отправиться на Талорис. На вопрос Мильвио лишь улыбнулся со все той же грустью и направил беседу в прежнее русло:
– Что ты слышал, сиор?
– Что на моей родине беда. Что война завершена, но Фихшейз и Ириаста даже не думают захватывать наши земли. Наоборот, укрепляют свои границы. Говорят, Скалзя больше нет. Говорят, что герцог да Монтаг мертв, как и все его близкие. Эрего теперь правитель, и многие присягнули ему, ибо он асторэ, и больше это не тайна. Что шаутты ходят меж людей, не трогая тех, кто верует в Вэйрэна. Что преследуют сторонников Шестерых и дороги забиты беженцами. А еще твердят о том, что магия возвратилась в наш мир вместе со странными существами, что сеют страх и смерть. Расскажи мне, друг, что из этого правда? А лучше начни с того, как я оказался здесь, за десятки лиг от Скалзя? Не представляю, что надо было сделать, чтобы вытащить меня из задницы, в которую я угодил.
– О. Когда ты оставил меня в том саду, явился наследник его светлости с телохранителями и той, кого ты знаешь как Рукавичку. Мы обменялись любезностями и неплохо провели время. В итоге телохранителей пришлось убить, наследник… полагаю, тоже мертв. – Мильвио увидел, как вздрогнул Дэйт, и поспешил добавить: – Я к этому непричастен. А женщина, что смутила умы слишком многих, оказалась шауттом, и довольно сильным. Ее убить не удалось.
– Если ты полагаешь, что я хоть что-то понял… – Воин нахмурился.
– Нет. Конечно же нет. – Мильвио прикрыл глаза на мгновение, собираясь с мыслями. – История эта длинная и теряется в веках, если не в тысячелетиях. В тайнах далекого прошлого я могу лишь вылавливать крупицы истины да перекидывать между ними шаткие мостики. Она началась задолго до Скованного и Войны Гнева. Быть может, во время Битвы Теней или с появлением Шестерых. Но нынешняя часть произошла на Талорисе несколько лет назад. Сейчас это не важно, я опущу подробности, с твоего позволения, пока окончательно все не узнаю. Остановимся на самом ближайшем прошлом, точнее, уже настоящем. Я некоторое количество лет разыскиваю асторэ в нашем мире…
– И многих нашел? – недоверчиво усмехнулся собеседник.
– Достаточно, чтобы знать, где настоящий асторэ, а где ложный, – последовал серьезный ответ, и в ярко-зеленых глазах не появилось и намека на шутку.
Он рассказал Дэйту о том, как всех обманул шаутт и что случилось в саду замка. Слушая эту историю, близкий друг герцога все крепче сжимал кулаки и, не выдержав, с ожесточением произнес:
– Проклятая тварь! Это целиком моя вина. Я первый, кто разговаривал с ней. Встретил во дворце, провел к герцогу. Должен был понять! Почувствовать!
Он помнил Рукавичку. Робкую. Вежливую. И в то же время решительную. Верующую в своего Вэйрэна. Помнил, как она смело призналась, что асторэ. Помнил, как спасла его в ночь, когда пришли демоны. Спасла всех их: семью герцога, солдат, слуг. Весь город. Все это оказалось ложью, обманом. Игрой. За обликом красивой слепой женщины, принесшей в его страну новую веру, которую принимали сперва по приказу его светлости, затем из страха перед шауттами, а после – ради истины, скрывалась тьма. И он, Дэйт, открыл ворота этой тьме, впустил ее к своим друзьям, близким, в свою страну.
