Питер пожимает плечами, но, когда он смотрит на меня, его взгляд мрачнеет из-за тени сожаления:
– Ты знаешь, какая судьба ее ждет. Ей лучше умереть.
Что?! О чем говорит этот подлец?!
Грэхем подходит ближе и, схватив меня за запястье, рывком притягивает к себе. Пальцами Питер невольно касается моей ладони. Случайно? Или нарочно? Хочет сказать, что ему жаль?!
Он не может этого допустить!
Грэхем приставил мне нож к ребрам – я чувствую лезвие через куртку и задерживаю дыхание. Тут не до раздумий, и в голове одна пустота.
– И сколько она стоит? – интересуется он.
– Грэхем! – шипит Лиззи. Не знаю что – волнение, гнев или страх, – но какая-то эмоция придает ее глазам оттенок, который мне совсем не нравится! Взгляд становится алчным. – Она пришла из Завременья! Во имя Матери, ты что, не видишь?
Грэхем оглядывает меня с головы до ног и тяжело сглатывает.
– Так про любого сказать можно, – выдавливает он из себя. – Странная обувь ничего не значит! Их можно откуда-нибудь стащить, вот как тетрадь! Ты же знаешь Джоша!
– Ты права, – соглашается Питер, глядя на Лиззи. – Она пришла из Завременья. И пока никто не знает, что она здесь.
– Грэхем! – с нажимом повторяет Лиззи.
Грэхем беспокойно дергает плечами.
– И что нам с ней делать? Вряд ли получится запереть ее в курятнике.
– Болван!
Она хватает арбалет, направляя его прямо на меня, и вырывает у мужа мою руку. Пальцы, холодные и влажные, тисками сжимают мое запястье.
– Тащи веревку, живее! Как думаешь, сколько люди за нее заплатят?
– Ради Матери и утра, – бледнея, бормочет Грэхем, – это зашло слишком далеко! Она же нас…
Взгляд Питера внезапно становится колючим.
– Да, это и впрямь зашло слишком далеко, – с пугающим спокойствием соглашается он, а дальше события разворачиваются стремительно.
Питер нападает на гневно взвизгнувшую Лиззи. Стрела срывается с тетивы и вонзается в стену рядом с Питером. Грэхем толкает меня с такой силой, что я лечу на землю. Перед глазами все плывет, моргаю, чтобы зрению вернулась четкость. Лиззи жестоко бьет Питера в лицо локтем, но в следующее мгновение он заламывает ей руку – и она ничком падает на землю, колено Питера упирается ей между лопаток, удерживая на месте.
Дышу прерывисто. Грэхем, больно намотав мои волосы, сжимает шею в захвате и рывком поднимает меня на ноги. И приставляет нож к горлу. Холодный металл царапает кожу.
– Кэпли!
Какая же я беспомощная! Отвратительно! Больше всего на свете ненавижу беспомощность!
– Зарежу! – задыхаясь, угрожает Грэхем. – Джош, ты меня знаешь, я это сделаю! Отпусти мою жену!
Питер, Джош, кто он там еще, даже не собирается никого отпускать. Уголок его рта подергивается, словно он изо всех сил сдерживает улыбку.
– Мы оба знаем, что ты не посмеешь.
Из моей груди вырывается вздох, похожий на скулеж. Откуда такая уверенность?! Лезвие огнем жжет кожу. Этот Грэхем совершенно поехавший! Он боится, а страх делает людей непредсказуемыми!
– Она накажет тебя, – продолжает Питер тихим, почти ласковым шепотом. – Она обречет тебя на вечность в Бездонном Ущелье. Хочешь туда, а, Грэхем? Туда, где собираются темные лиаскайцы?
Чувствую, как Грэхем дрожит. И с каждым ударом сердца отчаяние отступает. Я не беспомощна. Время, проведенное в додзе, не прошло даром. Грэхем об этом не знает, и это дает мне преимущество.
Медленно поднимаю руки, шепча: «Пожалуйста». Умом я далеко отсюда. Нож – это муляж, а Грэхем – партнер по тренировке. Рядом стоит Люсинда и зорко следит за происходящим.
Быстро! Хватаю его запястье – полуоборот к нему, чтобы избавиться от лезвия у шеи. Обеими руками фиксирую оружие на уровне груди, одновременно с этим делаю движение бедром, ныряя под руку Грэхема. Теперь клинок у его пояса. Секунда колебаний – и я рывком смещаю вес. Острие ножа скользит по его бедру. Неглубоко. Но этого достаточно, чтобы от боли он потерял равновесие. Пинаю его в колено, вырывая нож из руки. Еще один удар – и Грэхем бухнулся на землю, прямо на колени.
– Неплохо, – оценивающе заметил кто-то.
С большим трудом отвожу взгляд от Грэхема, крепко сжимая нож, и вижу склонившегося надо мной Питера. На его физиономии – смесь одобрения и удивления, а Лиззи ядовито и желчно проклинает его и костерит Грэхема – мол, она всегда знала, что связываться с Джошем Кэпли себе дороже.
Питер склоняется к ней.
– Он совершенно прав. Туфли – краденые.
– Ты сгниешь в Бездонном Ущелье, грязный ублюдок!
– Возможно, но если говорить честно… Откуда мне взять девчонку из Завременья? И с чего бы мне отдавать ее таким ничтожествам, как вы? – Он смеется, словно наслаждаясь ее всеобъемлющей яростью. – Настроение не очень, да, Лиззи? А ведь ты еще не знаешь, что тетрадь – тоже подделка!
Она испускает невнятный вопль, а Питер, равнодушно потрепав ее по плечу, поднимает взгляд на меня.
– Марианна, ступай в дом. Там на столе – или под столом – валяется кожаная котомка. Принеси ее мне, милая.
Милая?! Да он спятил! Страх как хочется мило плюнуть на него и уйти, но я не знаю, надолго ли муж с женой вышли из строя. Поэтому сделала так, как он повелел, – поспешила за котомкой. Вернувшись, обнаружила, что по неизвестным причинам – даже думать о них не хочу – Лиззи стащила с себя штаны и ботинки. Обеспокоенный муж уселся рядом и пытался утихомирить Лиззи, тем самым навлекая ее гнев на себя.
Протягиваю Питеру котомку. Приняв ее, он тянется к арбалету. Но не для того, чтобы взять с собой, – хотя оружие в лесу не помешало бы. Вместо этого он поставил арбалет к стене дома и с силой наступил – деревянное ложе ломается. Лиззи взвыла так, словно Питер сломал ей кость. Питер же невозмутимо бросил остатки арбалета ей под ноги и поднял с земли штаны с ремнем и шнурованные ботинки.
– Ваше гостеприимство оставляет желать лучшего, – подытоживает он. – Но самое отвратительное – это ваш кофе. Такого мерзкого пойла мне еще нигде не предлагали. Пойдем, милая.
Глава 10
– Майлин, – уточняю я, когда мы прилично отдалились от дома, и я окончательно уверилась, что те люди нас не преследуют. – Меня зовут Майлин. Не Марианна и совершенно точно не милая.
Тут он резко схватил меня за воротник куртки, дернул на себя. Мое сердце забилось быстрее, и я рефлекторно попыталась вырваться, понимая, что ничего у меня не выйдет. Его веселость улетучилась, он в таком бешенстве стиснул зубы, что на лице проступили желваки. Только теперь, стоя прямо перед ним, я вижу, что потасовка в доме не прошла даром. На его скуле наливается синяк. Лиззи неслабо ему врезала.
