– Что с Вики?
– Тебе нужно успокоиться, дорогая. Тебе нужно…
– Вики! Она… она?.. Она же не умерла?
Да нет, чушь, быть не может. Она на Лунном острове, купается в целебных источниках.
Мама устало качает головой.
– Нет. Не умерла.
– Но что же? Мам! – С трудом я села в кровати. – Хочу увидеть ее! Мы можем поехать домой? Прямо сейчас!
– Тебе нельзя волноваться, милая. Ей не очень хорошо. Мне пришлось отвезти ее туда, где о ней смогут лучше позаботиться.
– Интернат, – глухо констатирую я. Удивляться нечему. Мама давно хотела сдать туда Вики, и только из-за меня не сделала этого раньше.
– Вовсе нет, – возражает мама. Вытащив носовой платок, она вытирает слезы. – С недавних пор Вики требует особого внимания, а я в одиночку не справляюсь. Теперь она живет в хосписе.
Значит, Вики умирает. Она умирает. Умирает… А я ничего не могу сделать, совсем ничего! Я, ослабленная и измученная, лежу в этой проклятой кровати, пока в Лиаскай истекает мое время. Лиаскай, мерзкий, злобный паразит! Она поняла, что я задумала. И выплюнула меня обратно в мой мир, будто лакомый кусочек, оказавшийся не по зубам.
– Почему я в больнице? – спрашиваю я. Помню, что Вики недолго была в клинике, ее быстро перевели домой. Кроме того, Вики не требовалась искусственная вентиляция легких.
– Последние несколько дней ты находилась в критическом состоянии, – говорит мама. Вижу, ей тяжело об этом рассказывать. – К тому же врачи хотели сделать несколько тестов. С тобой все было точно как с Вики, Мэй. Ты упала и не приходила в себя, и никто не может сказать почему. Сначала врачи заподозрили, что это вирус или наследственное заболевание. Они изучили тебя от пяток до макушки, провели все мыслимые и немыслимые исследования…
Я содрогаюсь от мысли, что меня как лабораторную крысу таскали из одной облицованной кафелем комнаты в другую. Ощупываю затылок и нахожу небольшие проколы, как если бы мне протыкали иголками череп.
– Но врачи не смогли ничего выяснить. – Мама вздыхает.
– И не смогут! – вырывается у меня, и я горько смеюсь. – Знаю, ты не поверишь ни единому слову… Но я не лежала в коме, я была в… другом месте.
– В другом месте? – вздрогнув, повторила мама. И улыбается, но в глазах ни тени улыбки. – Где же, дорогая?
– В Лиаскай.
С Лиамом. Там, где я…
– Там, где сейчас Вики. В ее королевстве.
В клинике я пролежала еще три дня. Меня осматривают, обследуют, заставляют спать с электродами на голове и отвечать на вопросы вроде: «Как звали твою учительницу в начальной школе?», «Как пишется «велосипед»?». Кажется, некоторые врачи разочарованы, что мое заболевание протекает иначе, чем у сестры. Большинство считает, что это просто удивительное совпадение. Может, повредила голову во время тренировки? Я соглашаюсь с тем, что такое возможно, ведь никому из врачей я не смогу сказать правду.
Делюсь только с мамой, и она неожиданно верит мне. Целыми днями она сидит у моей постели и слушает про Лиаскай. Рассказываю ей все в мельчайших подробностях. Объясняю, что с Вики, и в глазах мамы мелькает боль. Почти ненавижу себя за это! Мама мужественно старается улыбаться, но кого она хочет этим обмануть? А в глубине души, среди тайных надежд, у меня теплится одна мысль: что, если? Что, если есть путь назад? Назад к Лиаму, в Лиаскай? В мир, где я еще могу спасти Вики?
Каждый день меня навещает Рави, он планирует роскошную вечеринку в честь своего восемнадцатилетия, на которую придем только я, его сестра и их кузены. Рави довел меня до слез рассказом о том, что сломал велосипедный замок и забрал мой велик к себе в подвал, чтобы его никто не угнал. Я очень смеялась, когда Рави, нацепив маску Пеннивайза, спрятался за моей кроватью и напугал до чертиков самую противную из медсестер. Та чуть из туфель не выпрыгнула и опрометью выбежала из палаты!
Я скучала по Рави. По нашей многолетней дружбе, его дурацкому чувству юмора. А когда нужно прогулять школу – для сговора нам хватает одного рукопожатия. Почему-то я продолжаю скучать по Рави, словно его здесь нет. Словно меня здесь нет. Рави не поверил бы в Лиаскай, но сама история ему понравилась бы. Как компьютерная игра или сериал на Нетфликсе.
Люсинда тоже меня навестила, проявив тем самым такую самоотверженность, что у меня просто не нашлось слов. Именно Люсинда нашла меня лежащей в женской раздевалке без сознания в луже крови – падая, я ударилась головой о скамью. Глаза у меня были широко распахнуты, а в выражении лица читался такой ужас, что Люсинду саму пришлось госпитализировать в шоковом состоянии. Но она пришла – бледная, как мои больничные простыни, на губах напряженная улыбка. Люсинда принесла мне шоколадку и бумагу для оригами, показала, как складывать журавликов.
– Чтобы выздороветь, нужно сложить тысячу журавлей, – пояснила она. – Это японская традиция.
«Я не больна», – подумала я. Но промолчала. Успела сложить семь журавликов, пока Люсинда рассказывала мне о соревнованиях, к которым готовится в додзе, и о журнале «Сплетник Килларни», которым я раньше интересовалась.
– Скорее бы вернуться к тренировкам, – вздохнула я, когда Люсинда, собираясь уходить, надела свою джинсовку. – Я слегка потеряла форму.
Простое оригами отняло столько сил, что у меня трясутся пальцы. Удержу ли в таких руках синай?
Люсинда замерла:
– Ты уверена? Тебе ведь нужно как следует отдохнуть?
– Меня тошнит от ничегонеделанья. Но если тебе не хочется, чтобы я приходила…
Проклятье! Какая я недогадливая… Люсинда очень боится. Не представляю, с чего бы Лиаскай начал меня снова забирать, но как объяснить это Люсинде? Логического объяснения моему обмороку нет, как и гарантий, что это был не только первый, но и последний раз.
Люсинда возвращается к кровати и берет меня за плечи.
– Я боюсь, что это произойдет снова, – говорит она тихо, но твердо. – Не представляешь, как это было ужасно. Но это мой страх, Майлин. Только мой. Оставь его хозяйке, то есть мне. Что бы ни случилось – ты в любое время желанный гость.
Наконец меня выпустили из клиники. Первым делом мы поехали в хоспис – я настояла, хотя мама волновалась, что этот визит может меня утомить. Точнее сказать, не меня, а мое ослабшее тело, пролежавшее почти месяц в глубоком сне.
Палата Вики вызвала у меня желание поблагодарить того, кто ее обустраивал. Это не комната для маленькой девочки: никаких плюшевых игрушек или умилительных детских картинок со зверюшками. Перед смертью она получила комнату, подобающую девушке. На прикроватной тумбочке я расставила семь журавликов. Может, они принесут ей удачу? Может, мне собрать целую тысячу журавликов? От бездействия я схожу с ума.
Мне тяжело смотреть на Вики. Бледное, одутловатое лицо, под закрытыми глазами залегли глубокие тени, пропала улыбка. Я бесконечно долго рассматривала ее, затем взяла за руку. Я хочу сказать ей, что она должна вернуться. Что ей надо как-то разорвать связь с Лиаскай и вернуться домой, сюда. Но с губ срываются совсем другие слова:
