– Здесь? – спрашивает Натаниель, указывая на укромное местечко между сложенными поддонами и ржавым контейнером.
– Мне без разницы.
– А тебя не назовешь романтичной…
– Кто бы говорил!
Натаниеля раздражает мой сухой тон, но я пока не готова признаться ему, что он вырвал меня из объятий великой любви, когда вернул обратно. Иногда мне кажется, что я вообще не сумею его простить, хотя и убеждаю себя: он не мог этого знать.
– Хотелось бы уж побыстрее, давай отправляться… то есть перемещаться.
Натаниель кивнул – коротко, по-военному.
– Ваши руки, миледи.
Подставляю ладони, сложенные лодочкой, и Натаниель укладывает в них раскрытый Церцерис. Запретная ночь тут же притягивает меня, сапфиры Кассиопеи блестят, словно переговариваясь, но я не могу их понять. Сердце колотится, дыхание становится тяжелым, как бывает при накатывающей панике.
– Страх – это нормально, – говорит Натаниель. – Главное – не сопротивляйся. Пусть происходит то, что происходит, просто плыви по течению и думай о цели.
– Есть еще одна проблема, – вырывается у меня. Проклятье, во всей этой суматохе я упустила из виду нечто важное! – Я никогда не была на Лунном острове. Как мне туда переместиться?!
К моему облегчению, Натаниель улыбается.
– Не знаю, кто рассказал тебе о магии… Он знал многое, но междумирцем не был. Майлин, я собираюсь доверить тебе одну тайну, надеюсь, ты никогда не используешь ее против меня. Для близких, для кровных родственников есть другой путь. Сосредоточься на мысли о сестре, и тогда мы перенесемся к ней.
– Ладно. Это я могу. Начинай.
– Держись за меня, ни в коем случае не отпускай. И что бы ни случилось, никогда не пытайся повторить это в одиночку. Лиаскай ревностно стережет свои границы. Если с тобой не будет междумирца, Лиаскай разорвет тебя на кусочки.
– Ну, спасибо. Только это мне и хотелось услышать.
– И последнее, Майлин. Ты многому научилась. Теперь ты с умом выбираешь оружие.
Интересно, знает ли Натаниель, что и он сам – тоже мое оружие? Но вот он уже положил свою руку поверх моей и сделал глубокий вдох, устремив на меня взгляд медово-карих глаз. С его вдохом теплой покалывающей волной в меня вливается магия Церцериса, и я сосредоточенно думаю о Вики.
Глава 37
Превращаюсь в песок, распадаюсь на песчинки, меня закручивает вихрь.
И в эту секунду, когда тела больше не существует и остается только незащищенная душа, меня жалит сомнение.
А не ошиблась ли я, доверившись Натаниелю?
Молния обжигающего холода стремится разорвать то, что должно держаться вместе. Мои составляющие тянутся в разные стороны. Я вот-вот потеряю междумирца. Я вот-вот потеряю себя.
Призвав на помощь все свои силы – силы, которые я считала потерянными, – крепко держусь за Натаниеля. Держусь, пока не…
Глава 38
Падаю, задыхаясь, на каменный пол. Мышцы ноют. Рядом на коленях стоит Натаниель, его лицо искажено мукой.
– Ты не говорил, что перемещаться с телом так больно, – простонала я.
– Не понимаю, почему так вышло. Что?.. – Тут Натаниель взглянул на меня и замолчал.
Этот пол, стены, большие двустворчатые двери, покрытые резьбой с изображением саблерогов…
Мы не на Лунном острове, а у Тронного зала.
– Мы в Рубиновом дворце, будь он проклят!
Натаниель хотел взять меня за руку, но я быстро ее отдернула. Потрясенная, я прижимаюсь к стене:
– Ты мне солгал.
– Нет, все не так, как ты думаешь! Выслушай меня!
– Лживый негодяй!
– Майлин! Миледи!
Прекратить! Хватит меня так называть, хватит! Будь у меня меч, снесла бы Натаниелю голову…
Где-то хлопает дверь, слышу приближающиеся шаги – быстрые, тяжелые. Со всех сторон к нам спешат королевские воины! Так чувствует себя мышь, угодившая в мышеловку. Выпрямившись, Натаниель оглядывает королевских воинов.
– И о чем я только думала? – выкрикиваю я, повернувшись к нему. – Глупо доверять предателю!
На мгновение Натаниель прикрыл глаза. Затем обратился к воинам:
– У меня все получилось. Сообщите королю! А ее держите покрепче, не хочу рисковать.
Два огромных воина подхватывают меня под руки. Пытаюсь вырваться, пинаюсь, кричу, но им хоть бы что. Угрожаю, что если когда-нибудь стану Королевой, то покараю за такое неуважение, и на лице одного из воинов нервно заходили желваки. Только я умолкла, переводя дух, как раздался смех. Кассиан!
– Надо отдать тебе должное, Майлин. Ты очень храбра. Готов поставить состояние на то, что ты сможешь сопротивляться Лиаскай куда дольше остальных Королев.
– На твоем месте я бы поставила на то, кого я первым выгоню из дворца, – парирую я. – У тебя все шансы, Касс.
Кассиан с усмешкой покачал головой:
– Нам надо поговорить, миледи. Не присядешь ли на трон?
Звучит, будто у меня есть выбор! Воины тащат меня за Кассианом по кроваво-красному ковру. Следом идут еще двое. И Натаниель.
Трон я еще не видела. И теперь дыхание замерло в груди. Темно-синий, он будто создан из всех животных и растений, имеющихся в Лиаскай. Вижу и человеческие лица: они проглядывают в крыльях ночных кошек, в цветочных лепестках, отражаются в волчьих глазах. Вверху, над троном, что-то блестит. Сначала думаю, что это игра света, а затем узнаю линии, в которые складываются мерцающие точки, – это созвездия кланов. Аквамарин Близнецов, изумруды Возничего. Сапфиры Кассиопеи. А еще выше – так высоко, что не дотянуться, – висит огромная серебристая луна. Такая большая, что прикончит меня, если вдруг порвутся удерживающие ее невидимые нити.
Воины усадили меня на трон, и ночь хлынула в мое тело таким мощным потоком, что я невольно вскрикнула. Боюсь, она меня уничтожит! Погасит, как порыв ветра гасит огонек свечи. Нельзя сидеть на этом троне! Попыталась подняться, но один из воинов накинул мне на шею ленту и потянул назад. Я стукнулась затылком о спинку трона, но боли не почувствовала. Мне нечем дышать, и к лицу приливает горячая кровь. Запаниковав, стараюсь просунуть пальцы между шеей и лентой, но та прилегает слишком плотно. Барахтаюсь, дергаю ногами в воздухе. Не могу дышать… Не могу дышать…
– Ну же, сядь прямо, – холодно произносит Кассиан. – Как подобает Королеве.
Его голос отрезвляет меня, прогоняя панику. Он не убьет меня. Я ему нужна.
– Некоторые Королевы, занимавшие сей трон, – продолжает Кассиан, со скукой глядя на свое обручальное кольцо, – только и умели, что стонать от боли и пускать слюни, пока паломники, преклонив колена, целовали им ноги.
