Натаниель тоже еще тот мерзавец. Вообразил, будто сможет жениться на мне и стать королем после того, как обманул меня и предал.
Если бы я опустила внутреннюю защиту, то впала бы в отчаяние. Лишь воображение не дает мне сломаться. Представляю, как Кассиан с Натаниелем вступили в бой и зарубили друг друга мечами.
А еще – снова и снова гоню от себя сон, который преследует меня наяву, прокрадывается в глубины разума и в самое сердце. Сон о том, как приходит Лиам и спасает меня.
Прислоняюсь к стене у окна, прижимаю лоб к холодному твердому камню, а потом стукаюсь о него головой. Представляю, что за оконными решетками появляется Лиам… Прекрасное видение никак не хочет исчезать. Вижу его зеленые глаза с золотыми искорками. И что мне такое грезится? Лиам даже не знает, что я здесь.
Следующие дни я провожу как узница в тюрьме. Сижу, опустив голову на руки, прислонив голову к окну, подпирая головой стену. Отчаяние делает голову тяжелой. Служанки приносят еду и свежее белье. Дважды в день вооруженные до зубов королевские воины – все время разные! – в полном молчании отводят нас троих в ванную. Почти ни с кем не разговариваю – все равно никто мне не отвечает. Лишь раз я попросила разрешения сходить в библиотеку, но добилась лишь того, что на моем столе появилась стопка пыльных книг.
Каждое утро, вскоре после восхода солнца, со двора доносится зловещий бой барабанов, а я лежу, смотрю в потолок и думаю: «Интересно, что там происходит?» У меня нет сил, чтобы встать и выглянуть в окно.
Дни проходят как в дымке, как в каком-то жутком дурмане. Теряю счет времени и скоро уже не понимаю, давно ли я здесь. Четыре дня, пять дней? Стараюсь внимательно следить за всем происходящим вокруг, но чем больше времени проходит, тем слабее надежда на то, что появится возможность сбежать.
Но однажды утром, когда мои тюремщики ведут меня по длинным коридорам в ванную, нам встречается на пути изящная девушка, чей силуэт я узнаю издали и против света. Это Грейс.
Успела подавить чувства до того, как они меня выдадут, – и, что куда важнее, до того, как они выдадут Грейс. Иду дальше, словно эта хрупкая девушка с коротко остриженными волосами – обыкновенная служанка, ничем не отличающаяся от остальных. Но когда мы минуем друг друга, ловлю ее быстрый взгляд и скрытую в глазах улыбку. Они дают мне то, что я все последние дни столь тщетно искала по всем уголкам и закоулкам, а именно – надежду.
В ванной я одна: охранники с горничными ждут за дверью. Умываюсь, тянусь за одним из сложенных полотенец и испуганно одергиваю руку. На верхнем полотенце бурая полоска, будто оно испачкано. Похоже на засохшую кровь. Дыхание перехватывает. Убрав это полотенце, я замечаю на следующем крохотную точку, а это записка! Углем нацарапано:
«Сегодня ночью. Здесь. Когда Луна ляжет на весы».
Грейс! Чуточку удивляюсь тому, что она умеет писать. И тут же злюсь на себя оттого, что недооценивала и ее, и остальных служанок. Они живут в общине, похожей на деревенскую, им нельзя разговаривать. Но между собой они, конечно, как-то общаются, а самый простой способ – посредством письма. Записку я прожевала и проглотила. Никто ее не найдет.
Потом, вернувшись к себе и оставшись в одиночестве, старательно пытаюсь догадаться, что может означать «Луна на весах». Вероятно, это указание на время, но само словосочетание мне ни о чем не говорит.
Вдруг раздается стук в дверь. После моего «войдите» дверь медленно отворяется, и в комнату входит Натаниель Бэджет.
– А, так вот зачем поставили решетки на окнах, – холодно проговариваю я вместо приветствия. – Чтобы я не выбросила тебя из окна.
– Миледи, я испытываю глубочайшее сожаление оттого, что не смог оправдать ваших ожиданий, – отзывается Натаниель.
Он никогда прежде не обращался ко мне столь формально. Так и хочется в него плюнуть. Отвернувшись к окну, смотрю на ненавистный двор.
– Король желает вас видеть.
– Желает? Я что, похожа на Санта-Клауса с мешком подарков, генерал Бэджет?
Может, оно и глупо бросать Кассиану вызов. Надо быть осторожнее. Но встретиться с Натаниелем и не дать ему понять, как сильно я презираю его за предательство, – выше моих сил.
– Мне понятен ваш гнев. И я боюсь его, что бы ни говорил король.
Натаниель подходит ближе. Еще шаг – и он узнает, что Люсинда обучила меня еще и кикбоксингу.
– Но, Майлин, – продолжает он, понизив голос, – все не так, как ты думаешь…
– Значит, ты не хочешь видеть меня на троне? – язвительно спрашиваю я.
– Отнюдь. Я никогда не утверждал обратного. – Тут он шумно вздохнул. – Я люблю эту страну, Майлин, и верю во все ее пророчества и законы. Из тебя получилась бы хорошая Королева – сильная Королева, быть может, достаточно сильная для Лиаскай. Знаю, ты не хочешь власти, но подумай о своем мире, о Завременье. Посмотри на тех, кто жаждет власти, Майлин. Неужели они – достойные правители?
Не отвечаю, высматриваю ночного кота, которого иногда вижу во дворе.
– Я считаю, что власть в надежных руках тогда, когда обладатель этих рук власти не ищет. Но…
Кровь приливает к ушам, на секунду заглушая все звуки, и слова Натаниеля растворяются, как капли краски в воде.
Господи, нет! По двору из ворот ведут человека. Я узнаю его сразу, да что там – я узнала бы его, даже если б ему на голову накинули мешок!
Как они сумели тебя схватить?! Ты обещал, что тебя никогда не поймают! Ты поклялся мне, проклятый лжец!
Хватаюсь за подоконник с такой силой, что ногти скребут по камню. Возьми себя в руки! Во что бы то ни стало ты должна взять себя в руки! Если Натаниель поймет, что я знакома с Лиамом – если поймет, что он для меня значит, – то наши сердца окажутся в их с королем руках. Кассиан не преминет съесть их у меня на глазах – медленно и с наслаждением.
Натаниель продолжает нести какую-то чушь, а я тем временем переступаю с ноги на ногу, изо всех сил стараясь не подать виду, что меня волнует происходящее во дворе.
Лиама сопровождают четверо королевских воинов, двое из них держат цепи, которыми скованы его руки, вывернутые и прижатые к спине. Одна из цепей тянется от запястий к плечам и шее, а с другой стороны – обратно, и, если Лиам пошевелит руками, он задушит себя. Его руки обнажены. На нем лишь штаны и разорванная рубашка без рукавов. Его шрамы на плече, то самое поле битвы, которого он так стыдится, выставлено на всеобщее обозрение – теперь все могут видеть, кем он некогда был. И все же Лиам шагает с высоко поднятой головой. Может, из-за цепей он и не может иначе. Мокрые пряди волос спадают на лицо. Одежда тоже мокрая, и за ним тянутся мокрые следы. Лицо выражает все – и ничего. Вижу сырой, холодный фасад без малейшей трещинки.
Что они с тобой сделали?!
– Дольше медлить нельзя, миледи.
Слова Натаниеля вырывают меня из оцепенения. Лиам исчезает за дверями, и я оборачиваюсь. Натаниель прав. Глупо заставлять короля ждать. Он хочет меня сломить, ради этого он не остановится ни перед чем. Лучше притвориться, что в этом нет необходимости.
