Каждый бой имеет свой неповторимый Рисунок. Истинное искусство боя – это умение чувствовать этот Рисунок, чувствовать и создавать, изменяя на ходу, перестраивая его под свои желания и потребности, вынуждая противника делать не то, что хочет он, а то, что необходимо тебе.
Просвистевшее впритирку с головой копьё нагло разрушило мои представления о происходящем. Краем глаза уловив ещё несколько чьих-то резких движений, я закрыл глаза и полностью доверился интуиции.
– Будь лепестком сакуры на весеннем ветру… – едва различимо шепнул дед на грани сознания, прежде чем оно погрузилось в глубины транса. – Доверься ощущениям и пари…
Вдох и выдох. Биение сердца становится отчётливей и громче, барабанным боем пульсируя в висках и замедляя свой ритм, столь похожий на щелчки метронома, который я так искренне ненавидел всё детство. Ненавидел столь незамутненно, что эта ненависть помогла мне преодолеть первый барьер сознания, отделяющий обычного человека от Воина. Щелчок!
Распластавшись в слепом прыжке назад, я пролетел чуть больше метра параллельно земле, вращаясь вокруг оси и пропуская вдоль себя летящие копья. Щелчок!
Ладони смыкаются на двух тяжёлых древках, отполированных множеством прикосновений, взвешивая и вращая их перед броском. Щелчок!
Волки беснуются, пытаясь наскочить и вновь сбить с ног, но только мешают друг другу. Слепящий росчерк Света пробивает одного из них насквозь. Щелчок!
Люди. Десяток укутанных в шкуры охотников, метавших копья в меня и волков. И десяток тех, кто спешил им на подмогу, расчехляя короткие охотничьи луки. Протяжный и тоскливый, надрывный и тревожный рёв огромного рога эхом мчится по округе, возвещая о беде… Щелчок!
Частый и гибельный дождь стрел и копий. У них каменные наконечники, остановить которые мой «доспех духа» почему-то оказался не в силах. Танцуя между смертоносными росчерками и уворачиваясь от наседающих хищников, я растворился в Великой Пустоте, позабыв обо всём на свете, став частью всеобъемлющего Ничто… Щелчок!
Короткий мощный удар выбил остатки воздуха из лёгких. Оперённое древко ещё дрожало в моей груди, когда… Щелчок!
Рокочущий вал накатывал откуда-то из-за моей спины – неумолимый и грозный, ревущий десятками голосов и раскатами грома – он вырвался вперёд и с размаху ударил в подступающих охотников народа Э’Вьен, разом лишая их уверенности и вынуждая отступить… Щелчок?! Нет.
Транс продолжался, растягивая время сильнее привычного, краем глаза я увидел покатившегося по снегу измененного волка. В его огромной уродливой голове красовалась огромная дыра, поглотившая верхнюю челюсть и часть черепа. Оголенная и изломанная кость, кровоточащее мясо и пульсирующий комок звериного мозга впечатались в память. А хищник не пал замертво и пытался подняться на подламывающихся лапах, вслепую хлеща вокруг себя плетью костяного хвоста… Щелчок?!
Хриплый и надсадный кашель. Пятна крови на снегу. Рвущая боль в груди. Тоскливый волчий вой… Щелчок?!
Сердце пропустило удар, мир окрасился багровыми оттенками, надсадно взревели моторы…
– Вар!!! Вар!!! Ва…
* * *
…Дюжина стремительных акулообразных силуэтов неслышно вынырнула из-за кромки тёмного леса, до конца укрываясь в лучах заходящего солнца – тускло и невыразительно сверкнула серая обшивка бронированных фюзеляжей, негромко пластали воздух вращающиеся винты штурмовых вертолётов, а подвешенные к треугольным крыльям ракеты бесстрастно щерились намалеванными оскалами.
Князь Морозов не умел прощать тех, кто ставил под сомнение его Слово.
Дымные шлейфы неуправляемых ракет «воздух-земля» протянулись вниз, в бурлящий людьми муравейник становища народа Э’Вьен, усеивая его хаотичными всполохами взрывов.
Князь Морозов не ведал милосердия к тем, кто нарушал вековые договоренности и попирал традиции русских бояр.
Зарокотали автоматические пушки и застрекотали тяжёлые, крупнокалиберные пулемёты, вспарывая подбрюшье кочевья и окропляя его кровью.
Князь вынес свой приговор. И его Судьи пришли его огласить…
…Стойбище пожирал огонь – неумолимый и ненасытный, он поглощал войлочные юрты и шатры из звериных шкур, пытался насытиться тонкими оградами оленьих загонов и столами для разделки дичи, лакомился застывшими в неудобных позах телами людей, хищно урчал над своей добычей и громогласно ревел, словно требуя себе новых приношений. И как будто в ответ на эти требы, небеса продолжали изрыгать новое пламя, обрушивая заслуженную кару на головы тех, кто…
Илана вздрогнула и закричала, сбрасывая с себя оцепенение сна. Её истошный крик – крик перепуганной маленькой девочки, ещё не успел стихнуть, как она забилась в руках служанок, безуспешно пытавшихся удержать её на ложе. Невероятная сила отчаяния сквозила в каждом её движении – шаманка вырывалась, плача и крича, раскидывая тех, кто пытался помочь ей хаотичными ударами и толчками.
– Нет!!! Нет!!! Нельзя!!! Отпустите меня, я должна… – кричала она и, всхлипывая, пытаясь встать на ноги, с трудом преодолевая слабость и владевшую ей истерику. – Пустите меня, дуры!!! Я должна их остановить!!!
* * *
Фиолетовая сфера размером с кулак врезалась в мутировавшего волка, расплескавшись по его изуродованному телу сетью мелких светящихся трещин. Хищник надсадно взвыл, завертелся на месте, чувствуя, как чуждая сила разрывает его на части. Его метания и истошный вой прервал хлесткий звук выстрела – пуля пятидесятого калибра поставила точку в жизни несчастного существа.
Боль накатывала неумолимым приливом, разрастаясь в правой половине груди и растекаясь по всему телу. С трудом, опираясь на зажатое в руке метательное копьё, я выпрямился и облегчённо вздохнул, чуть не потеряв сознание от нового приступа боли. Три кавалерийских байка тихо урчали движками, заключив меня в треугольник – всадники методично и спокойно заканчивали добивать чуть было не угробивших меня волков.
– Жив, курилка?! – тихо поинтересовался Лёха, откидывая забрало своего шлема и неторопливо перезаряжая пистолет. – Покой нам только снится…
Криво улыбнувшись, я взялся за древко стрелы, засевшей в груди, и только тогда ответил:
– Это мне положено жаловаться на жизнь. Но с такими друзьями – это грех.
– Мы все давали клятву, ты же помнишь? – вопросительно поднял бровь мой рыжий друг и кивнул в сторону сгрудившихся в отдалении местных жителей: – Я не стал торопиться с выводами насчёт них. Враги? Или ты попал под дружественный огонь?
– Между нами нет крови. Пока нет. И надеюсь, что не будет, – отрицательно мотнул я головой. – Только есть ещё одно незаконченное дело…
Одиночные выстрелы стихли. Все волки лежали на снегу неподвижными грудами мяса и костей – глубокие и рваные раны от плазменных зарядов и крупнокалиберных пуль прекратили существование их оболочек, полностью исчерпав ресурс паразитов. Меня со всех сторон окружали друзья… Но им грозила опасность, предотвратить которую мне уже было не по силам.
