– Что произойдет, – тихо спросила она, – если все эти места будут уничтожены?
Августа замерла. Ее руки в перчатках едва заметно дрогнули, и она опустила взгляд на груду каменных листьев, сотворенных Харпер.
– Не думаю, что кто-либо из нас захочет это узнать, – наконец ответила она. – Поэтому тебе так важно взять верх над своими способностями. И когда ты это сделаешь, ради блага нас всех, я надеюсь, что ты используешь свою силу с умом.
8
Мэй хмуро рассмотрела листок на ладони, обтянутой перчаткой, а затем подняла его к солнечному свету и прищурилась. Деревья вокруг нее полыхали оранжевыми и багряными красками – идеальное субботнее утро середины осени, – но Мэй знала, что все это ложь. Под корой любое из этих деревьев могло страдать от той же болезни, которую она видела пару недель назад в лесу, и гнить изнутри.
– Ты тоже это видишь? – спросила она, поворачиваясь к отцу.
Эзра угрюмо кивнул, и живот Мэй сжался. Солнце хорошо освещало те места, где естественный ржаво-оранжевый цвет листвы переходил в грязно-серый и маслянистый блеск на их прожилках. Со стеблей капала серая вязкая жидкость, но перчатки защищали от прямого контакта с ней. Увы, не от запаха.
Они стояли на поляне, где Церковь Четверки Богов проводила свой ритуал. После встречи за городом Мэй воспользовалась тем, что прекрасно знала график Августы, и успешно помогла отцу проникнуть в Четверку Дорог.
И не зря – к ее счастью, теперь она была не единственной свидетельницей этой вялотекущей катастрофы.
Переливчатые жилки расходились паутиной и обильно сочились чем-то серым. Слой коры истончился и блестел от слизи. Мэй видела под ней еще больше жилок, направлявшихся к сердцу дерева. Она коснулась коры рукой в перчатке, и та показалась очень странной на ощупь – даже сквозь ткань она была мягкой и теплой, почти как человеческая плоть.
– У него те же симптомы, что я видела в лесу, – сказала девушка, отпуская листок. – И ему все хуже и хуже.
Эзра изучил дерево, обеспокоенно поджав губы, и поправил очки на переносице. Вернувшись в город, он постоянно был на взводе, и Мэй его не винила. Если Августа узнает о его приезде до того, как Мэй докажет, что позвала его не зря, то даже страшно подумать, какая участь их ждет.
– Раньше ты видела, как от дерева поднимался туман, верно?
Мэй кивнула.
– Мне это показалось своеобразным порталом в Серость. Но сейчас я ничего такого не вижу.
– Любопытно. – Эзра обошел дерево, пристально его рассматривая. – Как правило, Серость может открыться только в двух случаях: либо Зверь поблизости, либо Салливан создал портал. Однако тут другие причины. Чтобы найти источник, нужно вернуться к началу всего – к самим основателям.
Глаза Мэй округлились.
– Ты уже слышал о подобном?
– Возможно, – Эзра нахмурился. – Информации о том, как выглядела Четверка Дорог прежде чем основатели заперли Зверя в Серости, почти нет. Но когда он был на свободе, то, предположительно, сеял такой же хаос.
Он достал планшет из кармана куртки и провел пальцем по экрану.
– После нашего разговора я раскопал свою папку с исследованиями по этому городу, – Эзра передал планшет Мэй. – Это сходится с тем, что происходит у вас.
Мэй с открытым ртом уставилась на экран. На нем был скан очень подробного и точного рисунка дерева с дырой по центру ствола, с краев которой стекала жидкость. Кору исполосовывали такие же жилки, как на дереве перед ней.
Мэй везде бы узнала работу этого художника, пусть рисунок и был выполнен чернилами, а не краской.
– Это нарисовала Хетти Готорн.
Эзра мрачно кивнул.
– На нем изображена своего рода болезнь, которую распространял Зверь до заключения.
Живот Мэй сжался.
– Но он не на свободе. Это невозможно.
– Разумеется, – быстро кивнул Эзра. – Иначе все было бы гораздо хуже. Но судя по тому, что ты мне рассказала, ситуация в Четверке Дорог значительно усугубилась с тех пор, как я покинул город. Граница между Серостью и реальностью истончилась. Возможно, Четверка Дорог вот-вот достигнет своего предела.
– Предела? Ты имеешь в виду, что Зверь освободится?
– Может быть. Это гниющее дерево только начало того, с чем столкнулись основатели по вине монстра. Но если он сбежит, эта зараза поглотит город целиком. Если повезет, то она ограничится Четверкой Дорог… но если нет, то она пойдет дальше.
– Мы должны этому помешать, – прошептала Мэй, возвращая отцу планшет. – Как нам ее остановить?
Эзра спрятал его обратно в карман. Мэй диву давалась, как у него получалось сохранять спокойствие, но, с другой стороны, это ведь не его город. Он здесь потому, что она попросила его приехать. А она здесь потому, что у нее нет другого выбора.
– Ты помнишь, как в более юные годы проходила свой ритуал?
Внезапно лес размылся, все переливающиеся краски слились воедино, и Мэй поняла, что это слезы.
Все было по-настоящему. Те воспоминания… Эзра тоже знал, что это произошло в действительности. Он знал.
Ее голос прозвучал так, будто принадлежал не ей.
– Да.
Когда отец впервые порезал ей ладони и попросил отдать свою кровь дереву, Мэй стошнило. Во второй раз она расплакалась. Но в третий – ушла с чувством неуязвимости.
Линии на ее ладонях давно поблекли, в отличие от воспоминаний, и по какой-то странной причине они продолжали постоянно чесаться. Когда годы спустя боярышник не поклонился Джастину, Мэй мимолетно гадала, не послужило ли причиной этому то, что дерево знало ее кровь, а не его.
– Я всегда говорил тебе, что однажды этот ритуал обретет смысл, – со всей серьезностью сказал Эзра.
Мэй сглотнула, вновь чувствуя жжение в ладонях, лес вокруг нее продолжал расплываться.
– Что ты со мной сделал?
– Серость давно грозила одолеть основателей, Мэй, – ласково произнес он. – Я знал, что, если мы хотим победить Зверя, действительно победить, основатели должны стать сильнее. Я читал о первоначальном ритуале, благодаря которому они обрели свои способности. Мне пришла мысль, что если основатели пройдут его снова, это может склонить чашу весов в их пользу, но Августа воспротивилась. Она считала это слишком рискованным.
– Но ты ее не послушал.
Эзра кивнул.
– Потому что ты меня попросила.
Сердце Мэй заколотилось с такой силой, что начало приносить физическую боль. Она покачнулась, и, поддержав ее рукой, отец осторожно опустил ее на землю. Мэй действительно попросила его об этом. Они говорили о ритуале – о том, как она боялась провалить свой. О том, что Джастин непременно справится, но она тоже хочет показать, что достойна.
