– Мне просто не верится, что с твоего приезда сюда прошло всего несколько месяцев.
– Мне тоже. – Вайолет опустила следующие ставни и защелкнула их. – Год назад моей самой большой проблемой было улучшить программу для прослушиваний в консерваториях. А теперь мы можем обречь целый город на смерть, потому что наши предки приняли катастрофически неверные решения.
– Тут действительно так плохо?
Она встретилась с его взглядом. Слегка улыбнулась.
– Могло быть и хуже.
Айзека до сих пор изумляло, что Вайолет знала обо всем, через что он прошел, и не жалела его. Все его надежды, страхи, мечты – она выслушала их, не моргнув глазом, и он поступил так же в отношении нее. Не потому, что им было что-то нужно друг от друга, а потому, что они хотели поделиться друг с другом. После стольких лет, когда на него смотрели как на прокаженного, было неописуемым облегчением найти человека, который тоже понимал: исцеление не подразумевает возвращение к прежнему себе. Оно значит, что ты должен превратиться в нового человека и принять его – со всеми острыми углами.
Внезапно он понял, что хочет поцеловать ее. Айзек даже не подозревал, что может испытывать к кому-то романтические чувства без грусти, тоски, без боли. Он не знал, как сказать ей об этом, но сам факт горел внутри него, как вновь зажженное пламя, дикое и неизбежное.
Пока он пытался подобрать слова, чтобы сделать все правильно, Вайолет снова заговорила:
– Харпер с Джастином уже закончили, – сказала она, глядя ему за спину.
Айзек повернулся и увидел в конце коридора ее кота, вилявшего хвостом.
– Он сказал тебе об этом?!
– Не он, а наша связь, – ответила Вайолет, преодолев уже половину коридора. – Это трудно объяснить.
Айзек с секунду наблюдал за ее удаляющимся силуэтом. Затем вздохнул и пошел следом.
Они уселись вчетвером на полу гостиной и смотрели на карты перед скрещенными ногами Джастина. Харпер не могла подавить легкий укол тревоги, глядя на всевидящее око на рубашке. Способности Карлайлов были прямолинейными и стабильными, а Готорнов – абстрактными: они имели дело с воспоминаниями, судьбами, будущим. Ни один человек не имел права обладать такой силой. С другой стороны, так они и влипли в эту передрягу: потому что их предки были слишком алчными, чтобы знать свое место.
– Ладно, – медленно произнесла Вайолет. – Как именно это работает? – Она протянула руку, но как только ее пальцы коснулись карт, Вайолет ахнула и отдернула ее. – Черт! Больно.
– Наверное, стоило вас предупредить, – сказал Джастин с противоположной части круга. – Только Готорны могут прикасаться к колоде. Поэтому она обычно хранится в коробке.
Он наклонился и подобрал карты. Ему они явно не причиняли никакого вреда, хотя Харпер видела, что он взволнован. Джастин выглядел бледным и усталым; очевидно, все происходящее выжало из него все соки. Он не держал карты как Мэй – словно они продолжение него. Скорее, как оружие, которым он не умел пользоваться.
– Нет никакой гарантии, что это сработает, – продолжил Джастин. – Но я слышал большую часть разговора Мэй с нашим отцом. Колода Предзнаменований общается со Зверем. А он наверняка знает, как победить Ричарда и вернуть наши силы в источник. Так что мы спросим его.
Звучало это крайне абсурдно – добровольно говорить с монстром. Но стоило признать, что у них не было других идей.
– Разве ты не должен задать вопрос, чтобы начать гадание? – спросила Вайолет.
– Его должен задать кто-то другой. Так делает Мэй.
– Ты обещал мне погадать, – тихо напомнила Харпер.
– Было такое. Задавай свой вопрос.
Харпер улыбнулась.
– Как победить Ричарда?
Джастин начал тасовать колоду.
Несколько секунд все молчали. За ставнями завывал ветер, свечи откидывали мерцающие тени, лицо Джастина скривилось от сосредоточенности. Затем он заговорил:
– Ладно, я что-то чувствую… Мэй всегда говорила, что на задворках ее разума открывается путь, будто она видит дорогу ко всем корням города…
Скоро Харпер тоже это почувствовала. В комнату будто кто-то прокрался, из-за кого огонек свечи задрожал. А затем карты начали исчезать одна за другой, как когда к ним прикасалась Мэй.
Это сделал Джастин. Он использовал силу, о которой всегда мечтал. Харпер гадала, каково ему знать, что спустя столько времени он наконец смог себя проявить. Его щеки слегка раскраснелись, на лбу выступили капельки пота. Но он не сдавался, пока не осталось всего несколько карт. Чужое присутствие в комнате стало еще более ощутимым.
Джастин дрожащими руками разложил карты на полу. Харпер попыталась вспомнить, что делать дальше, – Мэй определенно нужен был контакт с человеком, чтобы ее сила сработала. Она протянула руку, и Джастин взял ее с признательностью на лице. Их пальцы переплелись; его ладонь была теплой и нежной.
А затем Харпер заметила боковым зрением, как в углу комнаты что-то зашевелилось, и тоненькие струйки дыма приняли человеческое очертание.
Ее сердце забилось чаще, и она приготовилась к очередной встрече со Зверем-Джастином. Но он так и не показался.
«Восьмерка… Ветвей…» – раздался хриплый голос в ее разуме, и Харпер ахнула. Айзек схватился за голову и выругался.
«Я уже говорил тебе, Двойка Камней… Я тебя предупреждал…»
– Вы это слышите? – прошептала Харпер.
Остальные кивнули.
– Это Зверь, – просипел Джастин. – Не так ли?
Силуэт слабо замерцал в воздухе.
«Вам не стоило… этого делать… – Слова прозвучали так натужно, будто каждое из них требовало неимоверных усилий. – Я… слаб… и ваши карты вместе… это слишком… запутанно… Мой контроль… слабеет…»
– Пожалуйста, помоги нам, – обратился Джастин. – Расскажи, как все исправить.
Очертание Зверя снова мигнуло в воздухе, и Харпер начала подозревать, что он слишком выдохся, чтобы материализоваться перед ними. Она еще никогда не слышала, чтобы его голос звучал так тихо и изнеможенно.
«Я могу рассказать о ритуале… основателей… Они… мы… Они… встретились в сердце всего… и отказались от титула богов… Они вернули свою силу лесу…»
Харпер с трудом улавливала суть.
– Ты можешь рассказать, как нам это сделать?
Очертание Зверя снова исчезло, и на ужасную секунду она подумала, что их сеанс оборвался. Но затем в комнату проник звук, будто из древнего радио. Это была песня Четверки Богов, но текст изменился. Харпер никогда не слышала этих странных слов, однако ей казалось, что в глубине души она всегда их знала. Точно так же, как и сами голоса, которые их пели, – они были новыми и в то же время хорошо знакомыми.
