– Ты слышала. – Та вздохнула, выглядя крайне смущенной. – Я просчиталась насчет того, насколько влиятельным может быть твой отец. Насколько талантливо он оскверняет чужие разумы и сердца.
– Он не манипулировал мной. Я его пригласила. – Мэй запылала от стыда при мысли о том, с какой легкостью он уговорил ее вмешаться в будущее и тем самым ускорить распространение заразы. Отчаянное желание получить чье-то одобрение и любовь затмило ее разум и привело к глупым попыткам спасти весь город. Она злилась на Джастина, потому что тот вечно играл в героя, хотя сама была не лучше – вот только ее игры привели к куда более катастрофическим результатам. – Я работала с ним. Доверяла ему.
– Да, ты пригласила его, – кивнула Августа. – Но только потому, что я не знала, как рассказать тебе правду. Я надеялась, что тебе никогда не придется нести это бремя… Но теперь я вижу, что все эти тайны только навредили нам обеим. – Она помедлила. – Помнишь, что я говорила тебе? О том, что твой отец питал нездоровый интерес к Четверке Дорог? Как только вы родились, его интерес был сосредоточен только на вас с Джастином. У Эзры была теория насчет того, как повторить первоначальный ритуал основателей, который запер Зверя, только на этот раз он должен был убить его. Но есть подвох: для этого требуется связь иного рода. И, по сути, вы стали его первым экспериментом.
– Так ты знала о ритуале? – у Мэй закружилась голова. – Ты знала, что я его прошла?
– Нет. Эта идея привела меня в такой ужас, что я выставила твоего отца за дверь. Но каким-то образом он всегда находил путь обратно. Присылал вам подарки, делал нелепые широкие жесты, и, в конце концов, я прощала его.
У Мэй скрутило желудок. Она помнила, что Эзра постоянно то пропадал, то появлялся в их жизни, помнила игрушки, которые он им покупал. Она всегда считала свою мать жестокой из-за того, что она продолжала его прогонять.
– Ты никогда мне этого не рассказывала. Почему?
– Потому что ты любила его, – просто ответила Августа. – Он твой отец, и даже если наши с ним отношения не сложились, я считала несправедливым лишать их и тебя. Но до того дня, как ты пришла ко мне с вопросами о способности менять будущее, я думала, что он пренебрег ими.
– Но последние семь лет ты не позволяла ему вернуться, – медленно произнесла Мэй. – Что изменилось?
Лицо Августы побледнело.
– Кое-что произошло в день, когда он уехал. Мы поссорились… и ссора зашла слишком далеко.
И тогда в голове Мэй вновь возникло то старое воспоминание. Крики. «Не ходи вниз, Мэй!» Джастин стоял перед ней, словно щит, и когда она выбежала в коридор…
На щеке ее матери была красная отметина.
Мэй затошнило.
– Он ударил тебя, – прошептала она.
Августа ошарашенно подняла взгляд.
– Я думала, ты не видела этого.
– Не видела. – Постепенно разум Мэй сложил картинку целиком. Она слышала их ссору. Джастин поднялся на второй этаж и просил ее не спускаться, а когда она ослушалась, то как раз застала момент, когда Эзра быстро вышел за дверь с сумкой в руке. Мэй даже представить не могла, до чего больно было ее матери смотреть, как дочь бежит за отцом и молит забрать ее с собой. – Но мне стоило догадаться. Само собой, что после этого ты не хотела, чтобы он возвращался. Мне так жаль. Мне так жаль…
Ее голос сорвался, и затем в ней ничего не осталось, кроме слез.
Мэй чувствовала, как ломалась, ускользала в забвение, пытаясь примириться с семьей, которую не связывало ничего, кроме взаимных обид. Неудивительно, что Джастин помчался за ней в лес. Он долгие годы хранил этот секрет вместе с матерью.
– Ты не знала, – прошептала Августа, и Мэй упала в ее объятия. Мать прижала ее к себе, словно ребенка, и гладила по волосам, пока она плакала.
– Это неважно, – выдавила Мэй, изо всех сил цепляясь за нее. – Он победил.
– Нет, – Августа отстранилась, и Мэй уставилась на мать круглыми глазами. – Он совершил большую ошибку. Твой отец думал, что может сломить тебя, и ты последуешь за ним куда угодно. Но этого не произошло, не так ли?
Впервые за долгое время Мэй видела в матери не препятствие и не врага. А ее настоящую. Эгоистичную, напуганную, злую. И все же Августа боролась до последнего, чтобы защитить своих близких.
Отец Мэй ошибался насчет них с Джастином. Может, он ошибался и насчет дочери.
– Не произошло, – прошептала она.
– У меня есть план, как положить этому конец, – ласково произнесла Августа. – От тебя требуется только слушать меня.
В груди Мэй заворошилась тревога. Отчасти ей хотелось вернуться в объятия матери и кивнуть. Но это приведет лишь к тому, что она снова станет инструментом, только в руках другого родителя. Может, ее мать и не чудовище, но ей нельзя полностью доверять.
– Я единственная, кто видел папу в действии. И единственная, у кого хватит сил с ним бороться. Мне нужно, чтобы ты послушала меня, если мы хотим его одолеть, ладно?
Всю свою жизнь Мэй искала одобрения у других – будь то Августа или Ричард, или жители Четверки Дорог. Но на самом деле важно было только то, чтобы она сама понимала, на что способна.
У нее была сила, чтобы навсегда прервать этот порочный круг. Она знала об этом, но только сейчас позволила себе по-настоящему поверить, что ее собственного голоса достаточно, и ей не нужно признание других.
Мэй с Августой встретились взглядами, не моргая и отказываясь давать слабину.
– Ладно, – наконец сказала Августа, и уважение в голосе матери было усладой для ее ушей. – Что ты задумала?
23
Джастина заперли в спальне Айзека. Сделать это было сложно – он кричал и корчился в такт корням, пульсирующим на его спине.
Джастин не нападал на них, как боялась того Вайолет, но она все равно волновалась за его душевное состояние и убрала из комнаты все, что он теоретически мог использовать во вред себе или другим. Когда они закончили, там почти ничего не осталось, кроме матраса, на котором он лежал, уставившись в потолок.
– Дела… плохи, – пробормотал он.
Он часто выпадал из реальности – иногда в его глазах виделся Зверь, иногда Джастин. Вайолет было это слишком хорошо знакомо.
– Ты должен бороться, – сказала она другу. – Это по-прежнему ты. Это по-прежнему твой разум. Клянусь тебе.
– Мне… жаль, – прохрипел он. – Хотел… изменить положение. Но не так.
– Я знаю, – искренне ответила Вайолет. – Ты спас меня, когда Церковь взяла меня в плен. А теперь мы спасем тебя, ясно?
Выйдя из спальни, она начала расхаживать взад-вперед по кухне, умирая от усталости. Орфей потерся о ее ногу, пытаясь утешить хозяйку, но тщетно.
Все менялось слишком быстро; у Вайолет почти не было времени переварить то, что рассказала ей Джунипер… или побеспокоиться о ней. Теперь же, когда она позволила себе задуматься об этом, то чуть не свалилась с ног от тяжести всего происходящего. Девушка понятия не имела, где ее мать, в порядке ли она. Свои последние секунды вместе – перед тем, как их разделили корни – они провели за ссорой.