– Никого я не выдавала. Я беспокоилась о тебе и уже извинилась за то, что перегнула палку.
Она наговорила Джастину ужасных вещей и стыдилась этого. Но Мэй устала плестись за ним, пока он впутывал людей в опасные ситуации, и боялась, что его тяга к геройству закончится только трагедией. Айзек был слишком небезразличен к Джастину, чтобы сказать ему правду в лицо, а Августа слишком потакала сыну, чтобы увидеть эту правду. Мэй единственная, кто призвал Джастина к ответственности за его решения… но в конечном итоге это не имело значения.
Джастин стал героем, который помог спасти город, а боярышник Мэй стал камнем. Это несправедливо.
– Да, ты говорила, что тебе жаль, – продолжил Джастин. – Но мама годами лишала людей воспоминаний, и тебе всегда было наплевать.
– Неправда, – прошептала Мэй. – Меня заботит это больше, чем ты можешь себе представить.
Достаточно, чтобы вернуть память Вайолет. Но Мэй не могла вести себя как Джастин, не могла бесцеремонно пренебрегать правилами матери и ждать, что та примет ее с распростертыми объятиями. Джастину никогда не понять, как тяжело ей приходилось работать, чтобы к ней относились хотя бы вполовину так же хорошо, как к нему в неудачный день. Именно поэтому она не рассказала ему о Вайолет.
Его это попросту не впечатлит. Он не поймет, каким серьезным решением было для нее пойти против воли Августы.
Джастин закашлялся, скривился и, повернув к ней голову, отпрянул от ее нарастающей ярости.
– Черт возьми! Ты чувствуешь этот запах?
Мэй глубоко вдохнула. Она прекрасно знала, чем пах лес Четверки Дорог, – землей и дубами. В это время года в воздухе также нередко чувствовался слабый запах умирающих листьев.
Но Мэй учуяла волну гнили и, нахмурившись, прикрыла рот. Листья так не пахли. Возможно, где-то разлагался труп животного… но нет. Это нечто другое. Запах казался чуть ли не осязаемым, словно он заражал сам воздух вокруг нее.
– Да, – ответила Мэй, доставая фонарик из кармана, чтобы посветить в гущу кустов впереди.
И снова заметила, какая вокруг царит тишина, но в этот раз у нее возникло дурное предчувствие. Ей стоило бы давно обратить внимание на эту странность, но она была слишком увлечена спором с Джастином.
– Что-то не так.
– Думаешь, Серость снова кого-то поймала? – мрачно спросил Джастин, тоже доставая фонарик.
Мэй посветила на поляну вокруг них, пытаясь найти источник вони, но в лесу не было ничего необычного.
Она покачала головой.
– Трупы… пахнут совсем не так.
Тела, которые извергала из себя Серость, вызывали у Мэй глубочайшую тревогу, но, по крайней мере, она знала, как они выглядели. А что это было – нет.
Мэй подняла руку, чтобы понять, откуда дует ветер, и показала на деревья.
– Он исходит оттуда.
– Чудесно. – Джастин поперся через подлесок со всей деликатностью асфальтового катка.
– Эй! – крикнула Мэй ему вслед и неохотно пошла за ним. – Ты сейчас ведешь себя как типичный чувак из первых пяти минут ужастика. Надеюсь, ты в курсе.
– Мы на патруле, – жизнерадостно сообщил он. – Ввязываться в неприятности – наша работа.
Мэй была в корне не согласна. При столкновении с аномалией им следовало нанести ее на карту. Она разблокировала телефон и отметила их местонахождение, после чего отправила его Августе. Но Джастин вел себя по классике – нарушал правила, зная, что его всегда кто-нибудь подхватит в случае падения. Если Зверь его не убьет, то, возможно, она сама это сделает.
Земля резко поднималась вверх на небольшой холм. Мэй сделала перерыв на отдых, а Джастин, будучи в лучшей форме, как обычно, ушел вперед. Она как раз искала бутылку воды в рюкзаке, когда вдруг услышала свое имя.
– Мэй… – донесся голос Джастина из-за деревьев. – Я нашел.
Его тон прозвучал слишком мрачно для надменного: «Я же говорила, что ничего хорошего ждать не стоит!»
– Ладно, иду.
Мэй вскарабкалась на холм и нырнула под низкую ветку, сжимая нос в тщетной попытке перекрыть смрад гнили.
Джастин оцепенело стоял посреди небольшой поляны, направив дрожащий луч фонарика на дерево перед собой.
С ним было что-то жутко неправильное. Часть коричневой коры поблекла до темно-серого цвета, по стволу стекали ручейки странной жидкости, оставляя за собой скользкие, маслянистые следы. Исходящий от него запах был почти невыносимым. У Мэй заслезились глаза; она часто заморгала и закашлялась.
Затем подняла фонарик и, вздрогнув, проследила за распространявшейся серостью к веткам.
– Что, по-твоему, здесь происходит? – спросил Джастин приглушенным голосом, так как прикрывал рукой рот и нос.
– Не знаю, – ответила Мэй.
Она бывала в Серости лишь раз, когда спасала Джастина от Зверя после провального ритуала. Что-то в этом дереве напомнило ей лес из того измерения, пульсирующий и чужеродный, его ветки тянулись к ней, как загребущие руки. Однако оно выглядело иначе – несмотря на повреждения, уцелевшая кора казалась нормальной, по-прежнему частью Четверки Дорог.
Мэй сделала фотографию на мобильный и опустила фонарик к земле.
Внизу собиралась переливающаяся жидкость, впитываясь в почву. Мэй встревоженно наблюдала, как та ползла в их сторону. Она никогда о таком не слышала, но жидкость выглядела до боли знакомо.
– Нам лучше уйти, – сказала она, дергая Джастина за руку. – Вряд ли прикасаться к этой мерзости – хорошая идея.
В кои веки он не возражал, на его лице было написано беспокойство.
– Ага. Стой… что это?
Джастин показал на дерево, и Мэй посветила на него фонариком с жутким ощущением дежавю.
Кто его знает, почему ей потребовалось столько времени, чтобы узнать его. Но сейчас, увидев наполовину расплавленный ствол в ярком свете и поднимающуюся от него серую струйку, Мэй вспомнила, как сидела под боярышником всего несколько дней назад и вздрагивала от точно такой же картины. Прежде чем она успела полностью осознать, что это значит, струйка растворилась в воздухе, как облачко дыма. Мэй перевела луч на переливающиеся дорожки странной жидкости, которая по-прежнему подкрадывалась к ним, но следы серой струйки исчезли.
– Черт, – прошептала она, крепче обхватывая руку Джастина. У нее было видение об этом дереве, но она все равно не знала, что это… или как это остановить.
– Ты тоже это видела, – хрипло произнес Джастин. – Серость. Видела же, правда?
Мэй кивнула и ощутила тошноту.
– Давай выбираться отсюда. Мама должна об этом узнать.
Они спешно пошли обратно через лес, полностью позабыв о споре. Даже когда вонь давно прошла, Мэй все еще чувствовала прикосновение гнили к своей коже, словно та проникла в самые ее поры. Тот дым снова и снова поднимался в ее голове и протягивал к ней крючковатые пальцы.
