Кася кивала с несчастным видом, а когда Соколов поднял руку
в прощании, с видимым облегчением захлопнула половинки металлической книги,
голос и шумы Станции разом оборвались. Семен сочувствующе погладил девушку по
плечу:
— Не огорчайся. Его сейчас все теребят. Комиссия за
комиссией! А он не администратор — крупнейший генетик, лауреат... Работать не
дают. Как еще не бросается на всех, ума не приложу. Я бы не выдержал.
Кася увидела замершего неподалеку варвара, гордо вскинула
носик. Ее слезы, едва начавшие накапливаться в уголках глаз, мгновенно высохли,
Голос стал ядовито-вежливым:
— Как наша связь?
Варвар не двигался, но в лице его Кася читала сильнейшее
потрясение. Он поинтересовался охрипшим голосом:
— Это... запахами? Или как-то иначе?
— Как-то иначе, — ответила Кася мстительно.
Варвар чуть сдвинул брови, спросил очень осторожно:
— Если не запахи...
— Ты у нас все знаешь в Лесу, — ответила Кася.
Семен крякнул, отвернулся. Кася остановила себя на
полуслове, словно поперхнулась, горячая кровь стыда прилила к лицу. Варвар
груб, но не виноват, что Соколов ее обидел, уделив для связи лишь две минуты.
Соколов не знает, как здесь страшно, иначе нашел бы время подбодрить,
поддержать, как делал прежде. Варвар тем более не должен страдать от перепадов
ее настроения. Пусть лучше думает, что она — заносчивая и злая, не желает
выдавать тайну связи. Это не ранит мужское самолюбие, как если бы пришлось
разъяснять устройство радиосвязи ему, человеку каменного века.
— Связь хороша, — выдавил варвар через
силу. — Я не знаю животных, которые передавали бы такую четкую картину. Ни
запахами, ни стуком, ни вибрацией почвы... Правда, самая четкая система связи у
самых глупых и примитивных животных, а я ими никогда особенно не интересовался.
Семен опустил голову, пряча улыбку, отошел. Кася мгновенно
вспыхнула, жалость к варвару разом сменилась острой неприязнью. Сравнил с животными!
Глупыми! Примитивными!
Варвар, словно ощутив перемену ее настроения, ушел вслед за
Семеном. Он, судя по его виду, не чувствовал себя ни глупым, ни примитивным.
Явился дим, сладкий сок едва не выплескивался из ушей, а раздувшийся от сытости
Хоша не сидел, а лежал между сяжками. Варвар с ходу принялся чистить
Головастика, тот в свою очередь нашел на нем пятнышко плесени, шершавый язык
едва не свалил хозяина с ног. Влад ухватился одной рукой за переднюю лапу, с
треском тер миллионорублевым модулем по раздутому абдомену, постучал рукоятью,
могучий как десантный танк ксеркс послушно присел, жесткая щетка с
пронзительным скрипом пошла по бокам, затем варвар продраил соединительные
шарниры стебелька, швы на стыках сегментов, защитные пласты кутикулы.
Не пропустил ни клочка на панцире, ксеркс вовсе забалдел, по
выражению Семена — химик иногда употреблял вовсе шокирующие Касю определения, в
такие мгновения она не верила, что перед ней доктор химических наук, —
сейчас у грозного зверя можно украсть кошелек, обобрать с головы до ног. Кася
подозревала, что если бы у бедного муравья было что красть, доктор наук и
лауреат из непонятной женщинам лихости обязательно попытался бы это сделать.
— Как лижутся, — сказала Кася с
отвращением. — Прямо как генсеки прошлых лет.
— Не ревнуй, — обронил Семен.
— Я? — вспыхнула Кася. — Просто смотреть
гадко.
— А вдруг у них там эрогенные зоны? Касенька, не
подходи с нашими понятиями. Это другой мир. Кстати, замкнутый. Муравьи, если ты
знаешь, не могут жить без коллектива. Даже не могут переваривать пищу в
одиночку. А этот ксеркс жив! Почему? Подумай. А тем временем просмотри
комбинезон. Вон у тебя под коленом присосался мерзкий по виду грибок!
— Ткань выдержит.
— Ее проверяли на прочность в лаборатории, а здесь —
джунгли.
— Ткань выдерживает все мыслимое, — повысила голос
Кася. — Яды, кислоты, разрывы, проколы...
Семен смолчал. Его комбинезон блестел. Подобно Владу и
ксерксу, он чистился часто — Кася ощутила неудобство, женщина, а вроде
замарашки. В Мегамире во всем откапываешь первоначальный смысл: мода на чистоту
явилась из жестокой необходимости — грязнули вымирали первыми. Даже в прежнем
Старом Свете.
Тепло из воздуха уходило сперва медленно, затем Кася
ощутила, как судороги пробегают по всему телу. В Старом мире кожа пошла бы
пупырышками, а в Мегамире весь не толще прежней пупырышки — холод пронизывает
целиком, одновременно с кожей остывает сердце, печень, внутренности. Чуть
передержал, жди острую режущую боль, если не умеешь заглушать. Старожилы
научились вырабатывать прямо в организмах болеутоляющее, но неизвестно — к
добру ли. Боль — сигнал о неблагополучии.
Влад указал на щель у подножья раскидистого мегадерева:
— Заночуем там.
Семен робко предположил:
— Не лучше ли... на мегадереве?
Влад не повернул голову:
— Не лучше.
Они забрались в трещину, сверху закрыли сетью, пропитанной
алломонами. Сеть нашлась у варвара, Семен и Кася никогда не спали вне Станции.
Даже в первом поиске сбежавших генетиков, они всякий раз к ночи возвращались на
Станцию. Правда, всякий раз — это дважды. На третий день была авария, тогда
впервые ночь прошла вне Станции, но Глеб и Кася были до того измучены, что не
замечали ужасов — впали в мертвый сон. А Ковальский из него почти не выходил.
Варвар почти сразу заснул, стоя, привалившись к стене.
Вообще Кася заметила, что он присаживается редко, а на четвереньки опускаться
избегает вовсе. Ритуальное, предположил Семен. Запреты жрецов, шаманов. Ужасы
наказания. На четвереньках намного легче бегать. В Мегамире прямоходящего ждет
масса трудностей, любое движение воздуха — даже не ветер, валит с ног.
Примитивные племена обязаны становиться на четвереньки! Чересчур велик соблазн.
Семен и Кася долго не спали, переговаривались, опасливо
поглядывая наверх. Там на темном небе появилась огромная страшная фигура,
поводила сяжками, сканируя ночные запахи и беседуя с Хошей, тот не бросал
жвалоносца. Семен удивленно покачал головой: и здесь, среди странных зверей,
свои симпатии, привязанности! Мог же крохотный дракончик уютно устроиться на
груди варвара в относительном тепле, но остался с ксерксом, греет другу лоб
теплым пузом, скрашивает одиночество ночного дежурства.
Стены разогретого за ночь ущелья остыли, потянуло холодом.
Семен перехватил капсулку из руки Каси:
— Будешь разогреваться на ночь?
— Не могу же... в ночной анабиоз... как насекомые!
— Первые исследователи каждую ночь впадали. Может быть,
потому и прожили так долго?
— Журавлев, Немировский?.. Они прожили долго, но
все-таки погибли. А те их коллеги, которые жили по-человечески, умерли своей
смертью.
