Под широкими листьями, где свой мир и свой климат, одни
звери сонно шарахались от свирепо врывающегося закованного в непробиваемые латы
хищника, другие едва шевелились, третьи вовсе не двигались, словно
замороженные. Кася брезгливо дергалась, хваталась за Семена. Белесые, с тонкой
увлажненной кожей, эти звери могли выжить только в сыром неподвижном воздухе,
где от взвешенных водяных шариков воздух больше походит на разреженную воду.
Головастик не утерпел, на бегу полоснул жвалами зверя вдвое
крупнее себя. Кася ахнула: острые серпы рассекли огромное тело с такой
легкостью, словно стальной капкан перекусил застывший студень!
Ксеркс повеселел, даже приподнялся на бегу, тут же на голову
Каси навалилось мягкое, горячее. Ракетница царапнула за опустившийся лист, прогретый
солнцем, Головастик без команды бросился в сторону, пробежал вдоль края листа,
часто зацепляя направляющими трубами за ворсистую крышу, раздраженно лязгнул
жвалами и побежал назад.
— Хитрить нехорошо, — сказал Семен наставительно.
Он похлопал ладонью по теплой хитиновой спине. Не всегда удается пройти фуксом,
по себе знаю.
Дим с огромным трудом выдрался из-под осевшего к земле
листа, царапая брюхом землю, а ракетницей — раздутые зеленые клетки, тут же
вскарабкался на него, помчался со всех ног, перебегая с одного на другой — под
каждым листом укрылась бы станция. Белесые волоски торчали из каждой вздутой
клетки, чиркали ксеркса по груди. Кася боязливо поджимала ноги, волоски были
толстые, как черви.
Пахло гнилью, запахи стояли тяжелые, плотные. На лапы
Головастика налипла плесень, карабкалась к груди и брюху, по бокам желтели
клочья ядовитых грибов. От них потускнеет блестящий хитин, а если не убрать —
за сутки прожжет насквозь. Жизнь кипит и здесь, массы земли содрогаются,
сдвигаемые спинами жуков чудовищных размеров, впятеро-семеро крупнее дима,
вспучивается, всюду снуют бесцветные полупрозрачные звери, что погибли бы за
доли минуты, попади под луч солнца...
Еще два дня шли, все так же забирая вправо, всматриваясь и
вслушиваясь во все, что может навести на след исчезнувших ученых. Кася
израсходовала видеокристаллы, начала заново, едва не со слезами стирая записи,
тоже важные и тоже ценные. Жалобно просила хотя бы пару мнемокристаллов у
Семена, но химик оказался со странностями. Сулил руку и сердце, а
видеокристаллы зажал: самому нужны позарез, он важным делом занимается, а не
зверюшек заснимает, которые все равно всех не запечатлеть, так что и начинать
не стоит...
Кася дула губы, наеживалась от обиды, горбилась, становилась
похожей на Бусю, разве что чуть крупнее.
Почти двое суток продирались сквозь дикие многоэтажные
заросли, прилипали к росе, потекам молочно-белого сока, даже вытаскивали себя
за линь, привязанный к стреле: у арбалета было и такое назначение.
К вечеру вроде бы выбрались из гнилого мира, но были так
измучены, что свалились в тяжелый сон, не приготовив защитную сетку, пилюли
разогрева, ночную дозу антибиотиков. Кася смутно помнила вечер, он слился для
нее с хмурым утром, когда она проснулась от резких судорог, вызванных холодом.
От нее гадостно пахло, комбинезон настолько облепила желтая плесень, что
отпугивающие красный и черный цвет исчезли вовсе.
Она с великим трудом отыскала пилюлю, подстегивающую
метаболизм, кое-как сумела раздавить во рту. Небо обожгло. По телу заструилось
тепло. В сумерке рассвета поднялась широкоплечая фигура. Кася с тревогой
заметила, что варвар пошатывается, почти не смотрит по сторонам. Он был бледным
как личинка, голос прозвучал мертво:
— Женщина... Если я хоть наполовину такой же грязный, то
мне конец.
Кася помедлила с ответом, ибо впервые не могла отыскать
резкость. Неожиданно для себя сказала:
— Ты грязнее в сто раз! Твои звери не помогут, мне
самой придется отскабливать тебя ножом и железной щеткой.
Двигаясь плечом к плечу, словно скованные одной цепью, они
выбрались из-под листа. Головастик скрючился под толстым деревом, подогнув все
лапы. Хоша распластался между сяжек, нахохлившийся, но спал так же мертвецки,
как и могучий дим.
— Хороши, — буркнул Влад. — Я их оставил
сторожить! Нас бы сожрали заживо, а эти стражи и сяжками бы не шелохнули!
Кася ощутила толчок симпатии к бедным зверям:
— Они измучились больше нас! На диме ехали, а Буся
высматривал врагов. К тому же кто станет есть таких грязных?
Влад посмотрел на нее пристально, девушка начала медленно
краснеть. Влад сказал негромко:
— Сожрали бы, ну и ладно. Не скоблить эту мерзость.
Головастик, не просыпаясь, повел сяжками. Хоша тревожно
стрекотнул, тоже не выползая из глубокого сна. Головастик вытянул сяжки далеко
вперед, нащупал Влада. Кася опасливо попятилась, а страшный ксеркс внезапно
прыгнул. Варвар очутился в чудовищном капкане жвал. Сверху скакнул Хоша,
заверещал возмущенно, вдвоем с ксерксом спешно начали сдирать с хозяина
враждебную плесень.
Влад морщился, отворачивал лицо: Головастик выпускал едкие
капли, стекающие по максилам, хватал жвалами за руки, протаскивал их через
темную жидкость, как поступил со своими сяжками, но руки не закрытые панцирем
сяжки — щиплет, а шею и подмышками жжет как огнем, усердный ксеркс обрабатывает
с ног до головы...
Семен выбрался следом, его некогда ярко-красный комбинезон
походил на маскировочный десантный. Желтая плесень на плотной ткани не
отмирала, как обещали химики, лишь принимала грязно-зеленый цвет да вцеплялась
крепче, в надежде отыскать трещинку, выемку. Семен клял на все лады
конструкторов комбинезонов, вкрапляя химические термины, что звучали грязнее, с
трудом отдирал по крохотному волоконцу, а с другого бока плесень разрасталась
вдвое быстрее.
Влад крикнул, уворачиваясь от скачущего по голове Хоши:
— Попроси Головастика! Плюнет разом, выйдешь как
молодой богомол из кокона.
— Без скафандра? — спросил Семен
скептически. — Благодарю покорно.
Влад пожал плечами, насколько ему позволил Головастик:
— Я же без этой красной шкуры.
— Куда моему скафандру, против твоей шкуры!
— Заведи себе.
Семен подумал, покачал головой:
— Нет, я консерватор. Разве что Кася... Она ради моды
хоть куда!
Кася задохнулась от возмущения. Мужчины переглядывались,
рожи были бесстыжие. Головастик выпустил Влада, варвар сверкал как наконечник
стрелы, принялся спешно чистить себя, начал с сяжек, протаскивая их через
мандибулы. Нижние и верхние челюсти работали так яростно, словно пытались
перекусить антенны. Кася инстинктивно ожидала увидеть их изжеванными, хотя бы
изгрызенными, но сяжки выходили из слюны блистающие, чистенькие, метелочки на
кончиках топорщились как новенькие.
Хоша с нерешительным видом держал в передних лапах красного
клещика. Раздутое пузо лежало на коленях, глаза сонно закрывались, но клещ
молодой и откормленный, грех выпускать, раз уж поймал, только уже не влезет...
