Семен затаил дыхание, когда варвар бережно заворачивал в
мешок фляги и обереги. По лицу Влада понял: коснись хоть пальцем — кожа разом
расплавится, по нервам стегнет адской болью... По спине пробежал холодок, он
поспешно протянул руку:
— Дай мне пару.
Влад отшатнулся:
— Мне хочется пожить!
Он двинулся короткими перебежками к темнеющему горному
плато, что встало дыбом. Ствол мегадерева, догадался Семен. Кора под ногами в
трещинах, несмотря на молодость, огромные листья непрестанно двигаются, шуршат,
среди зеленого тумана Семен видел мелькающие тени, замечал выпуклые глаза, тут
же все исчезало, а шорох крупных лап тонул в шелесте листьев.
Когда приблизились к стволу, Семен с разбега вбежал в
широкую выемку, заполненную сухими шелестящими под ногами лоскутьями
прозрачного хитина, целых шкур, оставшихся после линьки. Он вздрогнул,
наткнувшись на будто сотканную из воздуха голову джампа: выпуклые глаза
смотрели немигающе, холодно — старая шкура снялась вместе с глазами.
Влад нетерпеливо оглянулся. Семен стиснул зубы, побежал,
поклявшись ни на что не отвлекаться.
Долго спускались по стене, прячась среди огромных разломов
коры. Семен едва не влетел в блестящее озеро, стекающее пахучим водопадом по
стволу, с разгона напоролся на колючие волоски толстой мохнатой гусеницы.
Отшатнулся, острые кончики укололи через скафандр — искрами статистического
заряда, это спасло от клея.
Влад надолго затаивался в расщелинах. Семен замирал, еще не
видя опасности, дважды слышал далекие голоса. Опасно близко пронесся, сверкая
призрачными крыльями, молодой джамп. Семен рассмотрел истыканный багром
панцирь.
Когда шкурки от перелинявших джампов стали попадаться на
каждом шагу, Влад остановился:
— Солнце опускается. Через пару часов все замрет.
— А мы?
— Нам замирать нельзя, — ответил Влад жестко.
Семен отвел глаза, кляня себя за глупый вопрос.
Семен видел сверху как внизу все поглотила тьма, затем
чернота стремительно пошла снизу по стволу мегадерева, поглощая оранжевый живой
мир. Мгновенно умолкали звонкие крики зверей, словно тьма хватала за горло.
Когда золотая часть поднялась наверх, теснимая грозной
темнотой, Семен невольно сжался — под ногами потемнела кора, тут же плечи
осыпало морозом. Передернул плечами, холод чуть отступил: тьма — не тьма, а
густые сумерки. Одни звери умолкли, забились в норы, взамен вышли другие,
одетые в шерсть, умеющие беречь тепло.
Влад долго прислушивался, неслышно открывал и закрывал
фляги, сказал наконец тихо:
— Сиди здесь.
Исчез так бесшумно, что Семен на всякий случай протянул
руку, пальцы наткнулись на твердую как камень стену. Простучали невидимые
коготки, над головой зашуршало. Семен застыл, лишь сейчас в страхе сообразив,
что в темноте отпугивающая окраска не видна, а хищные насекомые видят жертв в
термоизлучении!
Он прижался спиной к стене, напрягся, стараясь первым
уловить приближение хищника. Воздух остывал быстро, от коры шло тепло. Семен
чувствовал движение в глубинах сверхплотной древесины: скрытые толщей невидимые
чудовища спешно забивали норы стружками, сохраняя тепло.
Он потерял счет времени, несколько раз умер от разрыва
сердца, когда внезапно над ухом раздавался жуткий скрип огромных мандибул
жука-дровосека, подзывающего самку или заявляющего всему миру права на участок,
когда на голову прыгало что-то мохнатое, жуткое, лягало по макушке крепкими
лапами, используя ее всего лишь как трамплин, когда через ноги однажды переполз
гигантский слизень — к счастью задел лишь краем — отклеился всего за полчаса
титанических усилий.
Влад вынырнул из темноты неожиданнее, чем пропал. Шепнул
Семену еще издали, чтобы не поднимал крик, спрыгнул к нему в расщелину. В руках
держал что-то крупное. Семен в слабом свете луны не сразу узнал женскую фигуру.
Ему показалось, что она успела сменить комбинезон, раскраска иная, но Кася
повернула к нему лицо, Семен ахнул и отшатнулся.
Лицо ее было разрисовано полосами, как у зебры, на щеках и
подбородке темнели треугольники. Такими же полосами был расписан комбинезон...
Семен присмотрелся, в страхе закусил губу. Кася была без защитного комбинезона!
Влад опустил ее вниз, она зябко дрожала, куталась в короткий
лоскут, похожий на грубую циновку. Зубы стучали, плечи крупно тряслись. Семен
поспешно выудил из кармашка пилюли разогрева, силой разжал ей челюсти,
буквально вбил капсулу между зубов.
Кася судорожно глотнула, ее свело судорогой. Влад позволил
ей упасть, предоставив заботам Семена, сам маячил на гребне коры, выделяясь на
фоне серебристой листвы.
— Спасибо, Влад, — сказал Семен с трудом. —
Без тебя нам гибель. Спасибо!
В темноте видно было пренебрежительный жест, а голос Влада
прозвучал холодно:
— Еще не выбрались.
— Они спят?
— Не ждали, что догоним. Но нам легче спускаться вниз,
а там стража не спит.
— Снизу... им что-то грозит?
Влад смолчал. Семен прикусил язык. Внизу земля, а по стволу
всегда могут подняться хищники. Варвар кивнул на серебристую дорожку, где
черные трещины выглядели ущельями:
— Вон к тому нарыву?
— Не проще ли спрыгнуть? — спросил Семен. Его
передернуло от ужаса, когда представил себя падающим в бездонную ночь, но
добавил: — Зато минуем стражу...
— И попадем в середину стойбища, что на ветке ниже?
Есть путь труднее, но безопаснее. К тому же туда несли, я видел, наконечники
синих стрел.
Кася, которая дотоле молчала, спросила глухо:
— Хочешь украсть стрелы? — ненужный риск...
Семен не успел раскрыть рот, как Влад сказал тихо, но с
такой резкостью, что Семен услышал стук, когда Кася опустила голову:
— Женщина... ты уже могла бы понять, насколько ты самая
умная на свете!
Семен не удержался, добавил:
— А теперь еще и самая красивая.
Кася в темноте сверкнула глазами. Кожа скрипела, так
старательно терла, пыталась содрать татуировку, Семен сказал торопливо:
— Не смей! Соколов не простит уничтожения бесценного
пособия по первобытной культуре.
Влад долго всматривался, нюхал воздух:
— Скоро рассвет. Джампы спят, как и все племя. Лишь
стражей обойти бы... Но через полчаса проснется все племя.
Кася перестала вздрагивать, но зябко куталась. Циновка
расправлялась, шелестела, девушка стыдливо держала ее обеими руками, укрывая
обнаженное тело, сводила края. Семен хлопнул себя ладонью по лбу:
— Кася, это я не влезу в твой комбинезон, а ты в мой
как-нибудь втиснешься!
