Лапы зверя были как из железа — прочные, изначально мертвые,
в острых шипах и заусеницах. Зародыши стянулись к краю, шипели, разевали пасти.
Влад с трудом перевалил зверя через борт — голова кружилась, а ноги тряслись.
Зверь упал на маслянистую жидкость, застыл, но снизу крохотные когтистые лапки
прорвали пэпээнку, тело пошло вниз. Зародыши без звука исчезали. Влад смутно
увидел белесые тени, что опустились в темноту.
Всхлипывая, он вывалился из кабинета Полищука в коридор.
Смутно помнил, что вроде бы вытер железку и пол, но в голове так шумело, что
проверять не стал, поволокся обратно по длинному мертвому коридору. Раненое
тело терзала такая боль, что если схватят и убьют, то и богомол с ними — только
ощутит облегчение.
Глава 31
Кася спала, когда он протиснулся в их комнату. С трудом
почистился, кое-как обмыл раны, дополз до угла. Как дополз, не помнил. Будь у
него столько же грудных сегментов, как у сороконожки, и каждая болела бы также
как его бока, все равно не сумел бы удержаться от сна-обморока.
Очнулся от слабых прикосновений. Грудь болела, ныло плечо,
организм спешно затягивает раны. Не открывая глаз, ощупал себя, пальцы
наткнулись на плотную ткань. Кася осторожно накладывала эластичные бинты,
вытягивая из фляги с клеем. Глаза были встревоженными, она побледнела и
похудела.
— Выглядишь ужасно, — сказала она виновато. —
Я была неправа. Этот спирт повредил тебе сильно.
— Даже очень, — ответил он сипло. Вздрогнул, как
наяву ощутил жвалы ночного зверя. — Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Заходил Полищук.
Влад встревоженно приподнялся на локте:
— Он видел меня... без бинтов?
— Нет, я перевязала тебя сразу, ночью. Как ты ухитрился
пораниться? Когда хлебнул, потерял сознание, да? Мог бы сказать сразу. Правда я
вела себя глупо. Прости. Полищук увидел тебя в бинтах, ничего не сказал. Только
и заметил, что тебе нужен покой на пару суток, будто сами не знаем!
— Покой нам только снится, — пробормотал Влад.
Глаза девушки чуть расширились, он усмехнулся, продолжил старое стихотворение,
слышанное от деда: — Сквозь пыль и дым летит-летит степная джамперица и мнет
ковыль... Ковыль — это такой тонкий мох.
— Догадываюсь, — ответила она, глядя на него во
все глаза — большие, удивленные.
— Полищук был с полчем?
— Один. Полч с утра обыскивает Станцию.
— Случилось что-то?
— Пропал Рябко. Я не видела, но говорят, любимец
Полищука. Без него обедать не садился. Тот всегда крутился возле его пещеры,
спал в кабинете.
Влад пошевелил руками, чувствуя тупую, но уже терпимую боль.
Эластичная пленка обезболивала, подстегивала метаболизм.
— Тревожится?
— Да, он привязан к нему.
— Не сомневаюсь, — выдавил Влад. — Он и ко
мне привязывался. Еле отвязался.
Судя по отражению в отполированной поверхности двери, Рябко
изжевал его и выплюнул. Глазные яблоки налились кровью, лицо вытянулось.
Организм спешно сращивает разорванные мышцы, наращивает хрящи, восстанавливает
онемевшие нервные пучки, регенерирует нужное, из-за чего он чувствует терзающий
внутренности голод.
Она заботливо вытерла пот:
— Сейчас выглядишь лучше.
Влад снова бросил взгляд на слабое отражение:
— Лучше придумать трудно. Дай-ка мясо!
Жевал он лежа, даже челюстями двигал с трудом. С каждым
куском мяса в тело возвращалась сила, но словно бы не находила себе место
сразу, тыкалась всюду, причиняя боль. Вдруг он насторожился, отбросил мясо и
закрыл глаза. Кася положила ладонь ему на лоб.
Дверь распахнулась, Кася успела подумать с ревнивой
завистью, что варвар всякий раз издали слышит приближение — на пороге стоял
Полищук. За ним возвышалась гигантская фигура полча.
Полищук вошел, оставив полча, сочувствующе покачал головой:
— Угораздило! Но организм крепкий, через пару дней
будет прыгать как молодой джампик.
Кася ответила сухо:
— Надеюсь. Иначе вам придется отвечать еще и за
убийство.
Полищук усмехнулся, бегло оглядел комнату:
— Не забегал мой зверек? Темненький, с крапинками на
спине. Ростом с теленка, если вы помните, что сие значит.
Кася надменно промолчала, а Влад ответил нехотя, едва шевеля
губами:
— Сплю крепко.
— Хорошее здоровье, — повторил Полищук
благожелательно. — Куда же делся? Джамперы перетрясли весь городок. Впрочем,
могут нарочито затягивать время, отлинивают.
Влад пожал плечами:
— Неожиданности бывают везде.
— Здесь не бывает, — возразил Полищук. — Мы
на глубине в два мегаметра!
Влад насмешливо хмыкнул:
— Монстры живут на любой глубине. Прут напролом,
пожирая все, даже корни мегадеревьев. Не думаю, что мудро было зарыться.
Наверху врага видишь, чуешь. Опасных зверей вообще знаем! А подземные —
загадка.
— Мы защищены, — сказал Полищук. В запавших глазах
блеснули искорки, он смотрел на варвара с интересом.
— Подземные монстры могут быть любых размеров! —
сказал Влад насмешливо. — Например, с этот город. Что тогда?
Полищук откровенно расхохотался, в глазах блистало
победоносное веселье. Повернулся к дверям, уже с порога сказал доброжелательно:
— Ценю твой боевой дух, вождь. Так настойчиво выясняешь
прочность наших стен, что я в восторге. Все же уверяю, что ничто не проломит
стены нашего убежища. Ни черви, ни личинки, даже кротам и землеройкам не по
зубам!
Влад не знал, что такое кроты и землеройки, смолчал. Дверь
за Полищуком захлопнулась.
Вечером Кася снова говорила с Соколовым. Соколов, по ее
словам, явно на грани важного открытия: выглядел возбужденным, отвлекался,
разговаривал с кем-то еще, мелькали и пропадали лица сотрудников. Касю Соколов
слушал в полуха, поблагодарил и спешно закончил связь.
Влад до ночи пребывал в молчании, копил силы, размышлял.
Когда активность на Станции упала, поднялся:
— Не спи! Разговаривай со мной. Придумай, чтобы я мог
не отвечать. Рассказывай свое детство, учебу, увлечения...
— Тебе это интересно? — спросила она с жалобной
надеждой.
Он тяжело вздохнул, повторил:
— Главное, говори! Особенно, когда почуешь, что за
дверью кто-то есть.
Она вздохнула тоже, сказала дрожащим голоском, пытаясь быть
бравой:
— Иди, герой! Смотри под ноги.
Он кивнул, пошел к выходу. У двери Кася внезапно догнала,
прижалась, крепко обхватила обеими руками. Влад погладил по золотым волосам,
поцеловал, с усилием отстранился и вышел, все еще чувствуя на губах ее запах.
