К берегу подошли удачно — моряк действительно знал все опасные места и смог избежать их даже в темноте. Вскоре лодка уткнулась носом в песок.
— Ну, слово свое ты сдержал, — развязав кошелек, пассажир высыпал на ладонь моряка несколько золотых монет.
— Благодарю, барин, — закланялся тот до земли, — благодарю, благодетель ты мой…
— Прибавил, как и договаривались. А теперь скажи, куда мне идти, чтобы попасть в монастырь?
— Пойдем, покажу, — моряк повел его по берегу и вскоре вывел к небольшой тропке, вьющейся среди камней.
— Вот, барин, сюда и иди, — моряк указал рукой, — все вверх и вверх, не сворачивая, и дойдешь до места. Прямиком к самим воротам выйдешь. Там и постучишь. Час поздний, но странников они пускают.
— Еще раз благодарю, — мужчина вступил на тропу.
Моряк, развернувшись, быстро заспешил к своей лодке, стремясь быстрее попасть на баркас, чтобы переждать шторм в безопасном месте.
А странный пассажир шлюпки уверенно зашагал вверх. Идти ему было тяжело. Усилившиеся порывы ветра бросали мелкий песок прямо в глаза. Кроме того, тропа поднималась круто, ноги разъезжались в песке, а держаться было не за что — по бокам росли только чахлые кустики.
Однако мужчина уверенно справлялся с трудностями. Стиснув зубы, он стремительно продолжал идти вверх.
Шторм усиливался. Снизу доносился разъяренный рев уже сильных и мощных волн. Кроме того, ветер принес ледяной холод, от которого стыла кожа, как в самые студеные морозы. Когда мужчина поднялся наверх, у него болели и слезились глаза.
Но мужество его было вознаграждено. Перед ним выросли деревянные ворота монастыря, обитые листовым железом. Разглядев у запертой калитки небольшой колокол, мужчина дернул за старенькую, вытертую веревку. Раздался пронзительный звон. Человек стал ждать.
Через время калитка отворилась, и в щель выглянул монах, возраст которого в темноте определить было невозможно.
— Простите, я путник. Сбился с дороги, — заговорил купец. — Вы не могли бы впустить меня переждать непогоду? Я слышал, у вас есть странноприимный дом.
— Как ты добрался сюда? — отозвался монах.
— Морем, на лодке.
— Заходи, сын мой, — монах отворил калитку пошире, и мужчина ступил на вымощенный каменными плитами двор.
Только во дворе монастыря, освещенном тусклыми масляными фонарями, стало видно, что отворивший калитку монах сгорблен и стар. Он провел прибывшего к дощатому двухэтажному дому недалеко от ворот. Завел в комнату на первом этаже с очень скудной обстановкой — кроме простой деревянной кровати, стола, табуретки, там ничего больше не было. На стене висело огромное распятие, вырезанное из дерева. А единственное окно комнаты выходило на запертую церковь. Заведя гостя в жилище, старик-монах удалился.
Дверь отворилась, оторвав купца от созерцания всего этого. На пороге появился высокий монах средних лет с окладистой черной бородой. На черной рясе ярко выделялось серебряное распятие, блеснувшее в свете керосиновой лампы, стоящей на столе.
— Добро пожаловать, сын мой! — Монах остановился в дверях, сурово глядя на ночного гостя. — С какой целью в наших краях?
— Я купец, сопровождаю товары на корабле. Меня ждут деловые партнеры в Одессе. Но начался шторм, и корабль изменил курс в открытое море. Я попросил высадить меня на берег, чтобы не терять время. Меня привезли на шлюпке. А товары мои через несколько дней придут в порт.
— Откуда ты узнал про нас?
— Моряк рассказал. Советовал переждать непогоду.
— У тебя есть документы?
— Вот, — порывшись в саквояже, мужчина протянул монаху бумаги — паспорт и подорожную.
— Стефан Теутулов, — по слогам прочитал монах, — подданный Австро-Венгерской империи. Постоянное место жительства — Вена.
— Все верно. Но я много путешествую, — сказал мужчина.
— Вижу, бывал уже в наших краях.
— Да, несколько раз.
— Прости за предосторожность, но мы хотим знать, кого впускаем в свои стены. Лихих людей вокруг много, — сурово проговорил монах.
— Я понимаю, — кивнул мужчина.
— Что ж, ночь можешь переждать здесь. Ты наверняка голоден. Кухня уже закрыта, но хлеб и воду тебе принесут.
— Сколько я вам должен, святой отец?
— На свое усмотрение. Мы не берем денег с тех, кому оказываем милость.
— Я богатый человек. Я вам заплачу.
— Воля твоя. Но у меня есть одно условие.
— Я внимательно слушаю.
— Ты католик, так?
— Да, я принадлежу к Римской церкви.
— Это не имеет значения, — покачал головой монах. — Мы радушно принимаем у себя всех нуждающихся. Однако условие такое — ты не должен расхаживать по территории монастыря. До рассвета ты обязан находиться в своей комнате. Выйти сможешь только после утренней молитвы.
— Я с радостью лягу в кровать и засну, и никуда не буду выходить! — горячо воскликнул прибывший. — Я пережил штормовую ночь в открытом море, потом опасный переход на лодке в темноте. Все, что я хочу, только лечь в кровать и закрыть глаза. Вам не о чем беспокоиться.
— Хорошо, — кивнул монах, — мы не любим непрошеных гостей там, где мирянам путь запрещен.
— Вам не о чем беспокоиться, — повторил мужчина с убежденностью.
— В твоей вере завтра праздник Всех Святых, — сказал монах, и глаза его недобро блеснули, — эту ночь лучше провести в четырех стенах.
— Я слышал о чем-то подобном, но не интересовался подробно. Я коммерсант, а не теолог. И я не любопытен.
— Спи с миром, сын мой.
Развернувшись, монах ушел. Мужчина подошел к окну, из которого отчетливо просматривался двор перед церковью, думая увидеть фигуру выходящего от него монаха. Однако он не появился. Значит, монах продолжал находиться здесь, в здании.
Дверь снова отворилась. Молодой монашек поставил на стол кувшин с водой и глиняную миску с большим куском хлеба.
— Я хотел спросить, когда утренняя молитва, — обратился к нему мужчина.
Монашек показал жестом, что он немой, и быстро вышел. Чувствуя себя не в своей тарелке, купец сел на кровать.
Глава 2
Ночь с 31 октября на 1 ноября 1827 года, Одесса, Свято-Успенский патриарший мужской монастырь.
За стеной послышались шорохи, еле различимое бормотание, которое, впрочем, быстро стихло. Скрипнула деревянная кровать.
Отпив из кувшина тепловатой, пахнущей болотной тиной воды, мужчина вновь подошел к окну. Вышла полная луна. Яркий серебристый диск выплыл из-за шпиля церкви, заливая пространство ослепительным, блестящим светом. Он был так необычен, что казалось — плиты двора покрыты перламутром. И эти сияющие частицы отражают лунный свет так, что рябило в глазах.
