— Вот именно. И у Светланы Хрусталевой, и у четы Нефедовых были деньги и время, чтобы таскать ребенка по частным врачам, покупать ему хорошую еду, витамины и далее по списку.
— И что? В таком возрасте дети даже в не самых благополучных семьях здоровые, это не редкость.
— Вот, теперь ты использовал правильное слово — «редкость». Просмотри справку еще раз. Он быстро сообразил, о чем она, и в документе нашел подтверждение. Сейчас Ян не понимал только одного: как он сразу этого не заметил?
— Вторая отрицательная.
— Одна из самых редких групп крови в мире, — добавила Александра. — Я-то знала, что искать! Помнишь, как я пошла за Аллой Нефедовой, когда она самоустранилась из квартиры? Она упомянула, что у ее внучки очень редкая группа крови. Я полезла проверять — и оказалось, что она не преувеличивала. На фоне Тони Нефедовой меркнет даже Миша Хрусталев, у нее — четвертая отрицательная, большей редкости просто нет.
— Но зачем идти на такие сложности ради переливания?
— При чем тут переливание? Младший братик, не тупи!
Нельзя сказать, что он действительно не догадывался, к чему она клонит. Просто ему отчаянно хотелось, чтобы было какое-то другое объяснение, а не только эта чудовищная правда. Но полицейскому нельзя закрывать глаза на факты, какими бы они ни были.
Получить детские органы для пересадки вообще очень сложно. Получить детские органы с редчайшей группой крови почти невозможно. Если это и делают, то за очень большие деньги.
Такие, которые покрыли бы расходы и на создание липовой биографии, и на убийство одинокой учительницы, невольно обеспечившей преступникам прикрытие своим наивным хвастовством.
Не бывает таких совпадений. Если бы редкая группа крови была только у Миши или только у Тони, этим можно было бы пренебречь — или, по крайней мере, не делать этот фактор центром внимания. Но два ребенка — это уже не совпадение. Это чья-то планомерная работа, налаженный бизнес… Чудовищный бизнес.
— Если так, Мишу Хрусталева уже не вернуть, — тихо произнес Ян.
— Нет… Через два года шансов почти никаких. А вот с Тоней надежда еще есть, об этом и нужно думать!
— Ты считаешь, что есть? Даже после стольких дней?
— Считаю, потому что в случае с Тоней явно что-то пошло не так. Не представляю сценарий, при котором эта группировка, пока обозначим их так, убила бы свою главную звезду. Женщина, изображавшая сначала Марию Априонову, а потом Юлию Курченко, обладала очень редким набором черт. Она была умной, артистичной и лишенной даже базовых моральных принципов.
— А говорят еще, что ребенка обмануть невозможно, — горько усмехнулся Ян.
— Возможно. Обмануть можно кого угодно. Но это сложно, дети быстрее чувствуют неискренность. Она умела великолепно изображать доброту и любовь, но когда нужно было изъять ребенка, она не медлила и не пыталась дать родителям какую-то подсказку. Чтобы получить эту работу, нужно обладать соответствующей внешностью и манерой общения.
— Вторую такую женщину найти будет очень сложно…
— Вот именно, — подтвердила Александра. — Она была ценнее, чем дети, которых она похищала. Думаю, даже в самой экстремальной ситуации пожертвовали бы ребенком, а не ею.
— Да и ее убийство не было профессиональным… Как считаешь, месть?
— Месть исключать нельзя, но зачем мстителю забирать Тоню Нефедову? У нас по-прежнему одни нестыковки, хотя версию с местью стоит изучить повнимательней.
— Судя по словам Алисы, Светлана Хрусталева в своем нынешнем состоянии на это вряд ли способна.
— Да, но у нее есть родственники, которые сейчас о ней заботятся. Мы не знаем, на что способны они.
Здесь нельзя было гадать, нужно было проверить, причем проверить быстро, время вдруг ускорилось — теперь, когда они знали, какая именно судьба ожидает пропавшую девочку.
Но пока семейство Хрусталевых казалось непричастным к убийству безымянной женщины. Они пережили трагедию и двинулись дальше. Все, кроме матери маленького Миши, уже считали его погибшим. Она же то и дело звала его, но она вряд ли понимала, какой сейчас день и какой год.
Беспокоило Яна и кое-что другое. Они уже выяснили, что погибшая использовала чужие имена. Она не была ни Марией, ни Юлией. Но кем-то же она была! Она не с Луны свалилась, она много лет жила среди людей, у нее должно быть собственное прошлое. Оно могло подсказать, с кем она связалась и когда вошла в этот сомнительный бизнес.
Однако отпечатки пальцев привели их только к Марии Априоновой. Больше эта дамочка нигде не ошиблась, ничем не привлекла к себе внимание. Это ведь странно! Неужели Миша Хрусталев был ее первой жертвой? Возможно, но… Все было сделано идеально. При первой операции такого рода обычно допускаются ошибки.
Яну казалось, что они уперлись в глухую стену. Они пробивались вперед, что-то узнавали — однако это не приносило им никакой пользы. Файл, оставленный Алисой, все еще лежал в его кабинете, когда они с сестрой вернулись туда вечером, с фотографии смотрел Миша Хрусталев. Теперь Яну казалось, что мальчик обвиняет его в чем-то, хотя это, конечно, была всего лишь игра воображения.
Он был уверен, что день хуже не станет, — а зря. Как раз перед тем, как они с Александрой собрались уходить, в его кабинет позвонил дежурный по внутреннему телефону. Такое случалось редко и обычно не сулило ничего хорошего.
— Ян Михайлович, к вам адвокат.
— Какой еще адвокат?
— Говорит, что Нефедовых.
— Ну, запускай…
Ян понятия не имел, что это может значить, да и времени не оставалось: чтобы пройти от дежурного к его кабинету, требовалось меньше минуты. Он только и успел, что предупредить Александру, а потом их почтил своим присутствием адвокат.
За годы работы следователем Яну доводилось встречаться с разными адвокатами. Некоторые были холодны, как та самая качелька, которую нельзя лизать на морозе. Со всеми, кто не мог быть им полезен, они общались через презрительно поджатую губу. Другие вели себя агрессивно, как шавка, у которой никогда не хватит смелости напасть. Третьи были исключительно вежливыми и такими приторно сладкими, что казалось: пятнадцати минут общения с ними хватит, чтобы развился диабет. Эти были самыми опасными, потому что очень любили наносить удар в спину.
Но адвокат, который вошел в кабинет, и не притворялся милым. Он был высоким, почти как Ян, и тощим настолько, что его дорогой костюм казался насаженным на палку. Волосы адвоката стремительно покидали его, однако он был не согласен с таким развитием событий, поэтому отращивал то, что оставалось, и старательно прикрывал лысину тонкими русыми прядями. Его лицо было сухим, из-за крупных носогубных складок он выглядел старше, а кожа казалась пожеванной и выплюнутой кем-то достаточно разборчивым, чтобы такое не есть.
Он посмотрел сначала на Яна, сидящего за столом, потом — на Александру, устроившуюся на подоконнике. Если их сходство и удивило его, виду он не подал. Руку адвокат протянул только Яну.
