Керф даже головы не повернул. Он сидел на низкой каменной ограде и таращился на пустую площадь. То есть она казалась пустой, но только пока я не приспустила свои внутренние стены. Тогда мне показались акробаты в черно-белых нарядах, выступающие перед толпой зрителей с волосами странных оттенков. Шум оживленного торжища зазвучал у меня в ушах. Я зажмурилась, укрепила стены, и когда снова открыла глаза, то увидела давным-давно пустующую площадь. Да, вот что это на самом деле. Когда-то тут, на прогалине посреди леса, шумела ярмарка, торговцы встречались тут, на перекрестке дорог, чтобы обмениваться товаром, а Элдерлинги приходили развлечься и что-нибудь купить.
– Идем! – прикрикнула на меня Алария.
Я медленно поднялась на ноги. Если идти скорчившись, живот болел не так сильно. Уставившись себе под ноги, побрела за остальными по древним каменным плитам. Среди разбросанного лесного мусора я заметила медвежий помет, а потом перчатку. Я замедлила шаги. Еще одна женская перчатка, на сей раз из мягкой желтой кожи. А вон мокрый обрывок мешковины. Из-под него выглядывает что-то красное, вязаное…
Медленно, осторожно я наклонилась и вытащила красную шерстяную шаль. Она была сырой и вонючей, как и шапка, подобранная мной раньше, но я была рада этой находке не меньше, чем первой.
– Что это у тебя? – резко спросила Двалия, и я вздрогнула.
Я не слышала, как она подошла.
– Просто тряпка, – ответила я, еле ворочая опухшими губами.
– Тут много всякого барахла валяется, – заметила Реппин.
– А значит, та дорога не заброшена, – добавила Алария. Она посмотрела Двалии в лицо и сказала: – Мы могли бы пойти по ней до деревни и найти лекаря для Реппин.
– А вон там медвежий помет, – внесла я свою лепту. – И он появился тут позже, чем мусор.
Это была правда. Какашки лежали поверх мешковины, и их не размыло дождем.
– Фу! – Алария потянула за краешек кусок мешковины, но бросила и отшатнулась.
– Что это там? – воскликнула Двалия, оттолкнув ее.
Она присела на корточки и отогнула кусок мешковины. Под ним на мокрых камнях лежала тонкая белая трубочка – кость?
– Хм-ф, – с довольным видом фыркнула Двалия и, вынув крошечную пробку из конца трубочки, достала оттуда свернутый пергамент.
– Что это? – спросила Алария.
– Ступайте за дровами! – огрызнулась Двалия и унесла свою драгоценную находку к костру.
– Шевелись, Би! – прикрикнула на меня Алария.
Я поспешно завернулась в шаль и пошла за ними.
Остаток утра они отламывали ветки с поваленных бурей деревьев и нагружали ими меня, чтобы я относила их к костру. Двалия по-прежнему сидела там, морща лоб и изучая маленький свиток, который нашла.
– Я тут умру! – заявила Реппин.
Она куталась в мою шубу поверх своей, баюкая на коленях прокушенную руку.
– Не ной! – резко сказала Двалия, не отрываясь от изучения пергамента и бумаг.
День угасал, и она щурилась, вглядываясь в свитки. Прошло уже два дня с тех пор, как я укусила Реппин, а мы так и не двинулись с места. Двалия запретила Аларии исследовать старые дороги и отвесила Реппин оплеуху, когда та спросила, что мы будем делать дальше. С тех пор как она отыскала костяную трубочку и нашла в ней пергамент, она только и делала, что сидела и сравнивала его со своей мятой бумагой. Она хмурилась и щурилась, переводя взгляд с одного на другое.
Я смотрела на Реппин, сидевшую по другую сторону костра. Солнце садилось, и холод снова вступал в свои права. То немногое тепло, что успели впитать каменные плиты за день, быстро отступит. Реппин, наверное, мерзнет еще больше из-за лихорадки. Я помалкивала. Реппин сказала правду – она умрет. Не сразу, но жизнь покинет ее. Так сказал мне Волк-Отец, и когда я позволила ему управлять моими чувствами, то поняла, что ее пот пахнет болезнью, проникшей вглубь тела.
В следующий раз кусай там, где кровь хлынет потоком, чтобы убить быстро. Но для первого раза ты справилась хорошо. Пусть даже ты не сможешь съесть эту добычу.
Я не знала, что она умрет от моего укуса.
Не жалей ни о чем, наставительно сказал Волк-Отец. Нельзя вернуться назад и сделать что-то или не делать. Есть только сегодня. Сегодня ты должна принять решение, чтобы выжить. Каждый раз, когда надо выбирать, выбирай то, что позволит тебе остаться живой и невредимой. От сожалений нет толку. Если бы ты не заставила ее бояться тебя, она причинила бы тебе больше увечий. И остальные присоединились бы. Они – стая и следуют за вожаком. Ты научила суку бояться тебя, и остальные это знают. Чего она боится, боятся и они.
Поэтому я не выказывала раскаяния и старалась, чтобы мое лицо ничего не выражало. Хотя, думалось мне, тот, кто придумал, что человечину нельзя есть, был далеко не так голоден, как я. За два дня, что миновали с нашего прибытия, я ела дважды – если жидкий бульон из птицы, в которую Алария метко бросила камнем, и похлебку из двух горстей муки на полный котелок воды можно назвать едой. Остальным доставалось больше, чем мне. Я хотела из гордости отказаться от той малости, что они мне выделили, но Волк-Отец отсоветовал.
Ешь, чтобы жить, сказал он. Гордись тем, что остаешься в живых.
И я старалась. Ела то, что мне давали, держала язык за зубами и внимательно слушала.
К этому времени они уже развязали мне руки и связали ноги свободно, чтобы я могла помогать в бесконечном поиске хвороста. Новые путы опять отрезали от моей туники. Я опасалась грызть их, чтобы не отобрали еще больше. За мной внимательно следили. Стоило мне хоть немного отойти от Аларии, Двалия била меня палкой. Каждую ночь она привязывала мои запястья к лодыжкам, а потом и к своему запястью. Если я шевелилась во сне, она пинала меня. Со всей силы.
И каждый раз, когда Двалия меня пинала, Отец-Волк рычал:
Убей ее! Как можно скорее. Как только сможешь.
– Кроме нас с тобой, никого не осталось, – шепнула Реппин Аларии той ночью, когда Двалия уже спала.
– Я тоже здесь, – напомнил о себе Виндлайер.
– Я имела в виду истинных небелов, – презрительно пояснила Реппин. – Ты не изучал свитков сновидений. Хватит подслушивать! – И она заговорила еще тише, словно чтобы дать понять, что его это не касается: – Помнишь, сама Симфэ говорила, что нас выбрали, потому что мы лучшие. Выбрали, чтобы мы помогли Двалии разглядеть Путь. Но она с самого начала нас не слушала. Мы обе знаем, что девчонка не имеет никакой ценности. – Она вздохнула. – Боюсь, мы очень далеко отклонились от Пути.
Алария неуверенно возразила:
– Но у Би была лихорадка, и она сбросила кожу. Это должно что-то да значить.
– Только то, что у нее в роду был какой-то Белый. А не то, что она может видеть сны. И уж точно не то, что она и есть тот Нежданный Сын, которого, как говорила Двалия, мы должны отыскать. – Реппин понизила голос еще больше: – Ты ведь сама понимаешь, что это не она! Даже Двалия уже больше в это не верит. Алария, мы должны защищать друг друга. Больше никто нас не защитит. Когда Симфэ и Двалия предложили этот план, то и Капра, и Колтри были против. Они говорили, что мы уже имели дело с Нежданным Сыном: это тот, кто освободил Айсфира и покончил с Илисторой. Так сказал Любимый, когда вернулся в Клеррес. Он сказал, что один из его Изменяющих, убийца благородных кровей, был Нежданным Сыном. Его народ звал Илистору Бледной Женщиной. И Нежданный Сын сразил ее. Это всем известно! Трое из Четырех сказали, что сны о нем сбылись и теперь эти пророчества следует отбросить. Только Симфэ не согласилась. И Двалия.
