– Тебя выслушают в Палате Правосудия. Немедленно.
– В Палате Правосудия? Я же сказала тебе, что мне нужно совсем не это!
Денейс повернулась и пошла прочь, не дожидаясь нас. Двалия жестом велела мне подойти и с силой сжала мое плечо.
– Ни слова, – напомнила она мне и толкнула вперед, чтобы я шла первой.
Идти приходилось так быстро, что нечего было и думать обернуться. Вслед за Денейс мы вернулись в зал при входе и двинулись по другому коридору – более широкому и отделанному более элегантно. Идти тоже пришлось дольше, чем в прошлый раз. При каждом шаге мой мочевой пузырь отзывался мучительными позывами.
Коридор заканчивался двустворчатыми дверьми, на которых были выгравированы четыре символа. Они сверкали даже в приглушенном свете. Возможно, они что-то означали, но для меня это были просто четыре загогулины: синяя, зеленая, желтая и красная. Денейс нажала на бронзовую ручку, и двери распахнулись.
Комната была ярко освещена, белый солнечный свет лился сквозь четыре окна в потолке, и я заморгала, внезапно очутившись в этих лучах. Двалия снова стала толкать меня вперед, сквозь толпу зрителей, стоявших молча и неподвижно. Я ковыляла по гладкому белому полу. Потом она заставила меня остановиться, я подняла глаза и увидела возвышение с четырьмя тронами, сделанными из кости и украшенными резьбой. Один из них сверкал рубинами, другой – изумрудами. Еще два – желтыми и синими камнями, незнакомыми мне. Как много самоцветов! Я думала, что и в целом мире столько не набралось бы. Эти мысли поначалу заставили меня забыть о тех, кто восседал на тронах.
Двое мужчин. Две женщины. Одна – молодая, красивая, с бледной кожей и светло-золотистыми волосами. Ее губы были выкрашены красным, а брови и глаза подведены черным. Она была потрясающе хороша, однако смотреть на нее было неуютно. Бледные руки были обнажены, а тело затянуто в алый шелк так туго, что казалось, будто выше пояса на ней нет ничего, кроме краски. Пышная черная юбка доходила ей до колен. Ремешки алых сандалий оплетали лодыжки. Мне подумалось, что носить такие одежды, наверное, больно.
Та, что рядом с ней, выглядела невероятно величественно. Белые прямые волосы каскадом падали на плечи. Глаза были светло-голубые, словно выцветшие, а губы – приглушенно-коралловые. На ней было свободное голубое одеяние, столь же простое, сколь замысловатым смотрелся алый наряд ее соседки. Шею и запястья обвивали нитки жемчуга, и длинные серьги тоже были с жемчугами, и все жемчужины были одна к одной и блестели мягким теплым светом.
Мужчины сидели по краям возвышения. Один – раскрашенный, как кукла. Кожа его была белая, волосы белым пухом липли к черепу. А вот глаза – темные, и скрыть он этого не мог. Он носил темно-зеленый камзол и штаны, а нарядный плащ его был цвета весеннего папоротника. Этот человек смотрел холодно и задумчиво. На другом конце возвышения сидел толстяк – бледный, с волосами скорее белыми, чем желтыми, зато в пронзительно-желтых одеждах. Лютики, одуванчики и нарциссы померкли бы перед желтизной его наряда. Руки он держал сложенными на животе, и все его пальцы, даже большие, были унизаны золотыми и серебряными кольцами. В ушах были толстые золотые серьги-обручи, а под подбородком красовался массивный золотой ошейник, с которого свисали золотые пластины до самых ключиц.
Я непонимающе уставилась на них. Сидя на вычурных тронах в столь тщательно подобранных по цвету одеждах, они выглядели почти нелепо. С каждой стороны возвышения стоял огромный стражник с копьем в руке. Стражи бесстрастно взирали на собравшихся. Потом я заметила, что человек в зеленом пристально и недобро смотрит на меня, и в этот самый миг рука Двалии с силой надавила мне на плечо. Я упала на одно колено и подогнула второе. Виндлайер, оказывается, уже стоял в той же позе. Покосившись на него, я увидела дальше у стены бледных: они стояли там в ряд, одетые в просторные рубашки и штаны светлых оттенков. Волосы их были почти белые, глаза – едва ли не бесцветные. Совсем как у посланницы-бабочки, которую мы с отцом сожгли.
Двалия согнулась в низком поклоне и не поднимала головы, пока одна из женщин на возвышении не заговорила. Голос выдавал ее возраст. В нем слышалось отвращение.
– Выпрямись, лингстра Двалия. Твой поклон выглядит скорее оскорблением, чем проявлением почтения. Ты вернулась спустя столько месяцев, и все это время от тебя не было никаких известий. Воистину удачно, что ты предстала перед нами здесь, в Палате Правосудия. Где свита, которую мы тебе дали? Где небелы и их кони? Подними голову и отвечай!
Волосы падали мне на лоб и лезли в глаза. Я пыталась смотреть сквозь них, пока Двалия говорила:
– О почтенные, позволите ли вы поведать вам все с самого начала? Ибо я прошла долгий и трудный путь. На пути этом меня ждали потери, горькие потери, но сии жизни были не потрачены напрасно, а принесены в жертву, чтобы заполучить именно то, что вы просили. Я привела к вам Нежданного Сына!
С этими словами она схватила меня сзади за воротник и дернула вверх, словно взяла щенка за шкирку. Я уставилась на Четырех. Выражения их лиц поразили меня. Красная выглядела заинтригованной, старуха злилась. Старик с покрытым белилами лицом, похоже, растерялся. Толстяк в желтом подался вперед и пялился на меня, словно на какое-то изысканное лакомство. Этот человек меня пугал.
– О… а это обязательно? – проговорила старуха так, словно Двалия поковырялась в носу и предлагала им осмотреть найденное там. Недоверие и презрение так и сочились из нее. Она покачала головой и, повернувшись к набеленному, сказала: – Я ведь говорила, что опасно отпускать ее со всеми небелами в мир. Она потеряла их всех, а взамен приволокла нам этого оборвыша, словно великое сокровище. Жалкая попытка оправдать неудачу!
– Дай ей сказать, Капра, – сказала красавица.
Голос ее звенел от гнева, но я не могла понять, на кого она злится: на Двалию или на свою соседку.
Старуха обвела взглядом людей в зале. Они жадно тянули шею, любуясь низвержением Двалии. Капра подняла худую руку. Жемчужные браслеты на ней зашелестели, когда взмахом руки она указала на зрителей:
– Вы все – уходите. Ступайте вон.
Пока я продолжала вырываться из хватки Двалии, зеваки потянулись на выход. Потом хлопнула дверь. Капра хмуро глянула на кого-то:
– Привратник, ты тоже ступай. Ты нам не нужен.
Дверь открылась и закрылась снова, на сей раз тише. Я вывернула голову и убедилась, что все ушли. Остались только мы, Четверо и их здоровенные стражники.
Взгляд старухи снова уперся в Двалию.
– Продолжай.
Двалия выпустила мой воротник, и я с облегчением рухнула обратно на пол. Она набрала побольше воздуха и начала:
– Как пожелаете, мои повелители и повелительницы. Три года назад вы дали мне спутников, лошадей и средства, чтобы я могла отправиться для вас на поиски Нежданного Сына. Некоторые утверждали, что это пророчество уже сбылось, что мы уже пережили вмешательство Нежданного Сына в течение времени и лучшее, что мы можем теперь, – это работать с оставшимися нитями. Однако в свете того, что многим стали являться сны о новом Белом, рожденном где-то в глуши, и странные сны о Нежданном Сыне, некоторые из вас посчитали, что я смогу обнаружить его и…
