Я посмотрела на Виндлайера. Теперь его всего била дрожь, щеки плясали, глазные яблоки метались. Убить его быстро? Нет, не стану. Я все еще пыталась осознать то, что сделала с Двалией. А с Симфэ? Ее смерть я не ощутила так остро. Может, это потому, что между мной и Двалией образовалась тонкая ниточка, когда я пыталась управлять ею? А может, все дело в змеиной слюне у меня в крови? Я испугалась того, что могу почувствовать, если убью Виндлайера, ведь между нами существовала своего рода связь. И оставила его умирать.
Симфэ так и не заперла дверь камеры. Я вышла, немного подумала и бросила связку ключей на пол. Дверь я оставила прикрытой, но не запертой. Пусть поломают голову.
Мои мысли неслись быстрее, чем шквальный ветер. Можно сбежать. За мной будут гоняться по коридорам и залам. И поймают, потому что я не знаю пути наружу. При мне найдут кинжал и ключи Симфэ, на одежде у меня пятна масла и змеиной слюны. Они поймут, кто я. Убийца, как и мой отец. Разрушитель из их снов. Они найдут и убьют меня.
Не хочу умирать.
Волк-Отец подал голос:
Пока спрячь свою истинную суть. Будь тем, чем они тебя считают.
Мою истинную суть? – Я неохотно покрутила в голове мысль.
То, чем они тебя сделали. В его словах смешались печаль и гордость. Перышко, превращенное в клинок.
Я торопилась, потому что не знала, сколько времени прошло. Темница, жуткий стол и запах разложения остались позади. Закрыла за собой дверь. Поднялась наверх тем же путем, что пришла. Очутившись на нижнем надземном этаже, стала вспоминать, как Капра водила меня по цитадели. Я сумела отыскать банные дворы, и, к моей радости, оказалось, что точно такая же одежда, как моя, только чистая, сушится там на веревках. Я взяла все, что мне нужно, и подвинула остальное так, чтобы кража не бросалась в глаза. Ополоснула руки и ноги и вытерла их грязной одеждой. Потом скатала ее как можно туже и закопала в одной из клумб. И пошла наверх, к тюрьме на крыше. Тихо, как призрак, открыла дверь и зашла в проход между клетками. Лампы давно погасли, и только луна и звезды освещали мой путь. Стражи нигде не было видно, – без сомнения, об этом позаботилась Симфэ, но мне это было на руку. Распространяя сонливость, я прокралась между клетками. Никто в них не шелохнулся. Подобрать и повернуть четыре ключа оказалось куда сложнее, чем я думала. Удача улыбнулась мне на третьей попытке. Я вошла и тихо-тихо прикрыла за собой дверь. Запереть ее было еще сложнее; с меня семь потов сошло, пока я сообразила, что надо вставлять ключи в обратном порядке.
Оставалось придумать, как спрятать ключи и кинжал в клетке, где почти ничего не было. Единственное место, где я додумалась устроить тайник, – это тонкий тюфяк. Я надрезала его по шву – совсем чуть-чуть, только чтобы засунуть туда ключи и оружие. Легла на него и закрыла глаза. Заснуть нечего было и думать. Змеиная магия извивалась в моем теле и разуме. Невозможно было успокоиться.
– Вот так. А где же Симфэ?
Глубокий негромкий голос донесся из соседней клетки. Я затаила дыхание. Пусть думает, что сплю.
– Значит, ты ее убила. Мне так жаль.
Не открывая глаз, я старалась лежать совершенно неподвижно. Змеиная магия ворочалась в животе, словно червь-паразит. Я чувствовала, как она смешивается с магией Видящих. На одно жуткое мгновение я ощутила Прилкопа в соседней клетке. Почувствовала, что узников по соседству еще шестеро, и одна из них беременна. Моя магия тянулась все дальше, дальше… Я захлопнула двери своего разума. Если в моих силах потянуться вовне, кто сможет проникнуть внутрь меня? Вряд ли они поили змеиной слюной одного только Виндлайера. Буду маленькой и твердой, как орех. Неподвижной и беззвучной, как камень. Я заставила все внутри себя замереть. Но слезы, к моему удивлению, продолжали просачиваться между веками и стекать по вискам. Я оплакивала не Симфэ и не Двалию.
Я плакала из-за того, кем стала.
Глава 28
Опасная гавань
Этот сон не следовало бы записывать здесь. Он важен только для меня одной. Я опишу его здесь лишь потому, что хочу запечатлеть навсегда, для себя самой.
Во сне мы с мамой работаем в огородике, где она выращивала травы. Небо ясное, светит солнце, но день еще только начался, поэтому воздух не жаркий, а приятно теплый. Мы медленно продвигаемся вдоль грядок с лавандой, по разные стороны от них. Руки мамы сильные. Когда она хватает сорняк, то вырывает его вместе с длинным белым корнем. Я пытаюсь помогать ей с прополкой, но у меня в руках остаются лишь листья и стебли. Мама останавливается и дает мне маленькую лопатку. «Лучше уж вовсе не делать, чем делать вот так вот, наполовину, Би, – говорит она. – Ты думаешь, что справилась, но кому-то придется потом переделывать твою работу. Пусть это труднее, пусть ты будешь продвигаться медленнее, но лучше сделать все как следует сразу». Потом она показывает мне, как подкопать и выдернуть корень, который у меня не хватало сил просто вытащить.
Когда я проснулась, ее голос все еще звучал у меня в голове. Это было будто наяву, но самое удивительное, что, хотя сказать что-то подобное было бы вполне в мамином духе, я не могу припомнить, чтобы это было на самом деле. Я нарисовала на этой странице мамины руки, сильные и загорелые, когда они с корнем вырывают сорняк из земли.
Дневник сновидений Би Видящей
Я часто совершаю одну и ту же глупую ошибку – не высыпаюсь толком перед важным делом. В этот раз пробудился, плохо понимая, что происходит, от тяжелого сна: мне приснился визжащий кролик в силках. Корабль ощущался не так, как накануне. Ночью мы бросили якорь. Неужели я пропустил это?
За время плавания я научился-таки ловко выбираться из гамака, и теперь это удалось мне даже в темноте. Рядом храпел Лант, по-детски посапывал Пер. В голове у меня со сна так и не прояснилось. Сколько времени прошло? Фонарь, висящий под палубой, почти не давал света. Я нашарил на полу сапоги, натянул их и на ощупь добрался до трапа на верхнюю палубу. Я отчаянно зевал, пытаясь как следует проснуться. Голова соображала плохо, все тело будто одеревенело.
У горизонта только-только затеплилась полоска света. Я потер глаза: телу по-прежнему не нравилось, что его подняли. Побрел на корму, обойдя подальше Альтию и Брэшена, которые, стоя рядышком, смотрели не на город, а на открытое море. Отыскав место у планшира, где никого не было, я уставился на Клеррес в первых лучах солнца. На рассвете город выглядел даже красивее: подстриженные лужайки и аккуратные домики: розовые, светло-зеленые и лазоревые. Я смотрел, как город постепенно просыпается. Вот ветер донес ускользающий аромат свежеиспеченного хлеба, вот несколько рыбацких лодок вышли из гавани. Вот погонщик, казавшийся издалека крохотным, спустился с пологого холма в город, ведя за собой запряженную ослом повозку. Кроме нас, в гавани стоял лишь один корабль, с огромным деревянным букетом под форштевнем. Все выглядело так мирно… Тело умоляло еще поспать. Я заморгал, испугавшись, что задремал стоя.
