И они ушли. И увели Прилкопа. Он неловко семенил, звеня кандалами. Снова лязгнули двери. Мне стал уже ненавистен этот звук. Тюрьму медленно заполнила тишина.
Одинокий голос из какой-то клетки окликнул:
– Стража! Стража!
Никто ему не ответил.
Я сидела на тюфяке, дрожала и плакала. Это уже слишком. Кто-то пришел спасти меня, но не сумел. И Прилкопа увели. Я и не понимала, каким утешением было его соседство, пока не лишилась его. Так холодно… И дрожь никак не унять…
– Би? Би-би-би!
Жуткий голосок раздался снова. Так, наверное, могли бы говорить сказочные пикси. Совершенно не человеческий был голос.
– Би? Би-би-би!
Голос раздавался все ближе. Он произносил мое имя снова и снова. Послышался тихий шорох, будто кто-то вытряхивал скатерть, и царапанье.
– Би? Би-би-би!
Я больше не могла это выносить.
– Оставьте меня в покое! – крикнула я.
Но вместо этого голос раздался еще ближе:
– Би? Би?
Я наконец поняла, откуда он доносится, – из-за резной стены, которая отбрасывала узорчатую тень из цветов и ракушек. Вот одно из отверстий что-то заслонило, и послышался шорох, будто крыса пробиралась в щель. Хорошо, что отверстия узкие, а стена такая толстая. Это чудовище не доберется до меня. Но пока я таращилась на стену, не в силах шелохнуться от ужаса, оттуда высунулся острый серебряный клюв.
– Би? – пискнул он. – Би-би-би?
Этого не может быть. Должно быть, мне мерещится. Смотреть было страшно, но отвести глаза я не могла. Клюв шевелился и тянулся вперед, словно хотел добраться до меня. Я заставила себя встать и подвинуться так, чтобы заглянуть в отверстие в стене.
Голова птицы. Блестящий круглый глаз. Я села на корточки, чтобы лучше ее видеть.
– Би?
И вдруг все изменилось. Такое случалось нечасто и всякий раз пугало меня. От птичьей головы расходилось множество путей. Как венец со множеством зубцов. Нет, как… развилка – вот оно, правильное слово. Вроде того перепутья, что я видела на ярмарке, когда ко мне прикоснулся слепой нищий. Это не к добру.
– Уходи! – дрожащим голосом крикнула я.
– Пер, – прошептала птица. – Сказать Перу. Нашла Би.
– Пер? – переспросила я, ощутив болезненную вспышку надежды. – Персивиранс?
Надежда оказалась лишь еще одним видом страха. Как Пер оказался здесь, так далеко от Ивового Леса? Неужели он правда жив? Это нищий привел его сюда? Птица слабо светилась, я видела это сияние не глазами, а внутренним взором. Зажмурилась, но это не помогло.
И я спросила, понимая, что ответ может убить все мои надежды:
– Пер пришел помочь мне? Спасти меня?
– Нет. Нет. Закрыто. Ворота закрыты. Заперты. Заперто, заперто, заперто!
Я села на пятки. Так не бывает. Птицы так не говорят. Они не говорят, будто разумные. Я что, схожу с ума? От мерцания птицы мне становилось дурно.
– Уходи, – взмолилась я.
– Заперто, заперто. Янтарь? Разыскать Янтарь! Искра-Спарк просила.
Вот теперь птица несла полную околесицу.
– Уходи.
Путь наружу – это и путь внутрь! Скажи ему! Путь наружу – это и путь внутрь! Скажи Перу! – В моих мыслях Волк-Отец прыгал и бился о стены, которые я так старательно удерживала, не решаясь опустить. Скажи птице!
Птица, похоже, застряла в стене. Она пыталась выбраться наружу, но у нее не получалось.
– Путь наружу – это и путь внутрь, – сказала я ей, не понимая, почему это так важно.
Птица перестала ворочаться. Значит ли это, что она услышала меня? Она правда пытается что-то сказать мне? Однажды в Ивовом Лесу со мной говорил кот. Но мы общались мысленно, и почему-то это казалось мне менее удивительным, чем когда птичий клюв говорил по-человечески. Говорящая птица выглядела жутко.
– Птица? Пер с тобой? Это нищий привел его? Нищего поймали и увели в подземелье. Он пытался спасти меня? Ответь мне, птица! – Вопросы так и сыпались из меня.
– Наружу не так просто, как внутрь. Внутрь было просто. Наружу трудно, – пожаловалась птица. – Застряла.
Я глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки, хотя голова шла кругом. По одному вопросу зараз. Итак…
– Пер где-то рядом?
– Нет. Пер не выручит. Застряла. Нет Пера. Застряла!
Надо помочь птице – тогда, возможно, она ответит мне.
– Хочешь, я вытолкну тебя наружу?
– Нет! – Она снова шумно заворочалась в щели, потом неохотно смирилась. – Да.
Я протянула руку к отверстию.
– Осторожно, осторожно! – попросила птица.
Я коснулась ее клюва. Она уперлась им в мою ладонь, больно кольнув ее. И оттолкнулась. Это было как молния. Драконы! Красный дракон грядет! Я отдернула руку.
Путь наружу – это и путь внутрь. Место, куда сливают нечистоты. Скажи ей!
Птица уже могла двигаться и теперь пятилась назад. Связка расходящихся путей отдалялась вместе с ней.
– Путь наружу – это и путь внутрь. Место, где сливают нечистоты. Скажи Перу!
Я услышала бешеное хлопанье крыльев.
– Кажется, она улетела, – проговорила я вслух.
Она услышала тебя?
– Не знаю, – прошептала я. Ветер принес в мою темницу пушистое перышко. Я поймала его. Оно было красное и блестящее. – Не знаю.
Глава 32
Путь внутрь
Сад, обнесенный стеной. Солнце освещает его, однако очевидно, что растения поразила хворь. Лишь несколько растений выросли стройными и высокими, остальные бледные и чахлые, они растут где попало на плодородной почве. Приходит садовник. На нем шляпа с широкими полями, сплошь покрытыми бабочками. Я не вижу его лица. В руке у него ведро. На поясе садовника висят серебряные ножницы, но он опускается на колени и начинает выпалывать больные растения. И складывать их в ведро. Растения в ведре корчатся и стонут, но садовник не обращает внимания. Он останавливается, лишь вырвав с корнем из земли последний пораженный болезнью росток. Тогда он вытряхивает ведро в костер. Растения пронзительно кричат. «Вот и все, – говорит садовник. – Корня бед больше нет». Он поворачивается ко мне и улыбается. Я не вижу его глаз и носа, но зубы у него заостренные, как у собаки, и сочатся пламенем.
Дневник сновидений Реппин, сон 723-й
Мы стояли на солнцепеке и ждали. Мне очень хотелось сбросить теплый плащ, но я терпел, чувствуя, как пот стекает едкой струйкой по хребту.
– Она же просто птица. Мысль была отличная, Пер, но нельзя ожидать от нее слишком многого.
