– Что ты сказала? – переспросил Лефтрин. – Повтори, пожалуйста, – попросил он, так как в эту самую минуту над нами, радостно трубя, пролетел большой серебряный дракон.
– Немедленно прекратите!
– Что прекратить?
Гребцы в лодке выбивались из сил, удерживая ее вровень со Смоляным. Похоже, каждый раз, когда им почти удавалось ухватиться за его якорный канат, наш баркас чуть смещался и оставлял их с носом. А та, что раньше была Проказницей, снова и снова пролетала низко над нами, так что всем приходилось пригибаться под порывами ветра от ее крыльев, а лодку швыряло как игрушечную. К тому времени, когда женщина прокричала, что мы не должны помогать какому-либо кораблю превращаться в дракона, Кендри прикончил последний бочонок и игриво подбросил его в воздух. Волею случая тот упал как раз рядом с лодкой, и представительница Совета чуть было не вывалилась за борт: один из гребцов чудом успел подхватить ее.
Капитан Лефтрин укоризненно покачал головой, скорчив издевательскую гримасу:
– Любой ребенок знает: нельзя стоять в лодке.
– За это у тебя отберут корабль! – закричала женщина, пока гребцы вели ее лодку обратно к берегу. – Тебя накажут за неподчинение законному решению Совета!
Никто ее не слушал. Из Кендри получился очень яркий дракон – черный с оранжевыми, розовыми и красными пятнами и полосками. Глаза его были зелеными, как нефрит. Он был меньше Проказницы, и когда взлетел, то не взревел, а скорее издал нежную трель. Вместе с Проказницей Кендри принялся порхать у нас над головами. Один раз они сцепились в воздухе, будто хотели подраться, потом улетели вверх по реке.
Капитан Лефтрин оглядел свою палубу, где было слишком много матросов:
– Пора. Поднимайте якоря. Смоляной хочет домой.
* * *
– Он что-то с собой сделал, – пробормотал капитан Лефтрин, обращаясь к жене.
Мы с Элис сидели на камбузе, и она показывала мне, что некоторые морские узлы – на самом деле те же узлы, что моя мама использовала в рукоделии. И тут вошел капитан. Снаружи шел дождь, капли с капитанского непромоканца упали на маленькую плитку и зашипели, когда он наливал себе кофе.
– Сделал с собой? – встревоженно переспросила Элис.
Лефтрин покачал головой.
– Мы идем быстро, – резко объявил он, обращаясь ко мне. – Просто потрясающе быстро. – И добавил, поглядев на жену: – Быстрее, чем когда-либо с тех пор, как я стал капитаном. – С этими словами он вышел обратно под дождь.
Должно быть, у меня сделался испуганный вид.
– О, не волнуйся, милая, – ласково сказала Элис. – Просто корабль с нами шутки шутит. Уверена, скоро все уладится.
Но для меня, как бы быстро ни шел Смоляной, время в путешествии вверх по реке тянулось очень медленно.
Я научилась играть еще три песенки на дудочке. Спарк и Пер настаивали, чтобы я выучила больше морских узлов, и я удивила их, рассказав про рукоделие. Мне было трудно управиться с толстыми канатами: мои руки для этого были слишком малы и в них не хватало силы. Но из тонкой бечевки мы с Элис вывязывали подставки под горячее. Я проводила с ней много времени – то на камбузе, помогая готовить еду, то в ее каюте, слушая рассказы о ее детстве в Удачном. Когда мы вместе прогуливались по палубе, капитан Лефтрин часто смотрел на нас с тоской в глазах.
По ночам, если погода была хорошая, мы спали на крыше надстройки, глядя перед сном на звезды в черном небе. Однажды вечером, когда баркас привязали на ночь к деревьям возле песчаного берега, мы с Янтарь отправились собирать какое-то растение, похожее на камыш. Она срезала несколько длинных стеблей, принесла на палубу и сделала из них свистульки. Пер стал учиться играть вместе со мной. Звук у этих свистулек был не такой приятный, как у деревянной дудочки, но нам нравилось, как получается. Нас часто выгоняли на корму, когда мы разучивали мелодии.
Любимый давал мне и другие уроки в крохотной каюте, где жили он, Спарк и я. Он рассказывал о снах, о том, как меняется моя кожа, об ответственности за судьбы мира и о том, как это сказывается на моей совести. Он рассказывал мне о других Белых Пророках и о том, как они изменили мир, порой не сделав, на первый взгляд, ничего особенного. Вопреки собственной воле я заслушивалась этими историями. Любимый понемногу начинал мне нравиться, сколько бы я ни лелеяла свой гнев на него, когда скучала по отцу темными ночами.
Он учил меня, что великие события часто проистекают из малых.
– Твой отец был Нежданным Сыном. Когда я был ребенком, то видел его во сне, и сны говорили мне, что он вряд ли выживет в раннем детстве, не говоря уже о том, чтобы дожить до зрелых лет. И я отправился к нему и преодолел весь путь из Клерреса до Оленьего замка, чтобы поступить на службу к королю Шрюду, ждать и надеяться, что я прав. Когда я впервые увидел твоего отца, он меня видеть не мог. Он был всего лишь маленьким мальчиком, который еле поспевал за строгим главным конюшим. А я выглянул из окна своей комнаты на башне и сразу узнал его. И позже в тот же день, когда один возница вздумал поиздеваться над ним, мальчик оттолкнул его, не сказав ни слова.
Ах, Би, я провел его через многое, – продолжал он. – И вовсе не по доброте душевной я нашел его и стал заставлять снова и снова выходить живым из передряг, терпя побои и унижения. Вновь и вновь я оттаскивал его от смертного порога. Он прошел через боль и нужду, лишения и несчастную любовь. А больше всего на его долю выпало одиночества. Но он изменил мир. Благодаря ему драконы больше не сказка.
В тот день Любимый спрятал лицо в ладонях и расплакался. Я встала и ушла, не сказав ни слова. Я могла его утешить не больше, чем он меня.
* * *
Когда мы причаливали в Кельсингре, все прошло так легко, что капитан Лефтрин мог только ругаться от изумления. Стояло ясное позднее утро, и в небесах кишели драконы. Там были драконы Совершенного, уже подросшие с тех пор, как мы их видели, там были Проказница, и Кендри, и красная драконица, с которой мы познакомились в Клерресе, и большая синяя по имени Тинталья. Но огромного черного дракона, помогавшего сровнять замок с землей, нигде не было видно.
Сам город оказался огромным, и дома в нем были такие большие, каких я никогда прежде не видела, даже в Сивелсби.
– Это потому, что Кельсингра строилась с расчетом на драконов и Элдерлингов, – объяснил мне Пер. – Посмотри, какие широкие тут ступени, посмотри, какие высокие двери вон в том доме!
Он успел столько нарассказывать мне о здешних чудесах, что я сгорала от нетерпения в ожидании, когда нас пришвартуют.
И тут подскочила от неожиданности, потому что Лант вдруг закричал:
– Эгей, это же Клэнси! О Эда и Эль! Марден! Ник! Только посмотрите! Они здесь! Они здесь, в Кельсингре!
Он прямо аж скакал от радости, и мне не сразу удалось добиться от него, что он увидел среди встречающих людей из Оленьего замка, а точнее, из магического круга королевы, лучших магов моей сестры Неттл. Спарк никогда с ними не встречалась, а Пер и вовсе знал не больше моего. Трое уроженцев Бакка – невысокие, смуглые, темноволосые – выделялись из толпы высоких и стройных Элдерлингов, чья кожа и чешуя были всех возможных цветов и оттенков.
