Я закрыл глаза. Когда снова открыл их, оказалось, что подошли еще люди и принялись обустраивать лагерь. Я тихо сидел на месте, а Би рассказывала, как они добрались домой и как ей живется в Оленьем замке. Шут ходил вокруг нас, иногда приостанавливаясь, чтобы послушать рассказ Би, но в основном раздавая указания Перу и Ланту насчет палаток и раскладывая вещи из мешков. Я прислонился спиной к своему незаконченному каменному волку и попытался порадоваться тому, что они пришли в последний раз проститься со мной.
Пеструха с серебряным клювом уселась на каменного волка, наклонив голову. Она ничего не сказала, но мне почудилось, что она смотрит на меня с сожалением. Потом ворона клюнула камень, раз-другой, и я ощутил, как нечто передалось от нее волку. Воспоминание о добром пастухе. О человеке, который приютил птенца, уродившегося не таким, как все. Пеструха вспорхнула и перелетела на груду дров.
Мне дали теплое одеяло; Пер, не жалея дров, растопил костер так, что пламя взметнулось высоко и жарко, а Лант принес воды для супа и чая.
– Вот, поешь, – сказала Спарк, положив передо мной сверток с едой.
Я успел удивиться тому, что она тоже здесь, но от запаха еды голова у меня пошла кругом, и я забыл даже поблагодарить. Развернул липкую салфетку – внутри оказался жирный холодный бекон, завернутый в толстый ломоть хлеба. Лант откупорил бутылку вина и поставил так, чтобы я легко мог до нее дотянуться. Все обходили меня стороной, словно бешеного пса, который может броситься и укусить, но старались, как могли, помочь мне. Я набил брюхо хлебом с беконом, глотая огромными кусками, и запил крепким красным вином.
Спарк заваривала чай в круглобоком чайничке. Лант мешал в котелке, где закипала похлебка из вяленого мяса с морковью и картошкой. Почуяв ее, я задрожал от голода, вновь пробудившегося во мне. Но постарался взять себя в руки.
– Фитц… Тебе больно? – спросил Шут голосом, полным вины.
– Конечно больно. Они жрут меня изнутри, мелкие гады. Они едят меня, мое тело восстанавливается, и они едят меня заново. Мне даже кажется, что после того, как я поем, становится только хуже.
– С этим я разберусь, – сказала какая-то женщина. – Я успела узнать очень многое о травах, снимающих боль. И привезла с собой те, что, как мне показалось, будут полезнее прочих.
Я присмотрелся и понял, что это Кетриккен. Мальчишеская радость вспыхнула во мне. Моя королева. О Ночной Волк…
– Кетриккен… Я вас не заметил.
– Ты никогда не замечал, – молвила она с печальной улыбкой и попросила Спарк принести маленький чайник из ее сумки и синий сверток с травами.
– Папа, завтра тебе станет лучше, – сказала Би. – Мы пойдем обратно к рыночной площади, а оттуда поможем тебе попасть домой. Неттл говорит, в Оленьем замке поселились новые целители из дальних стран, они лечат не так, как наши.
– Так это Неттл послала вас, чтобы вы привели меня домой? – Я вдруг осознал, что во всем происходящем что-то не так. Может, это просто предсмертное видение? Я вгляделся в темноту. – И не отправила с вами круг?
Би смущенно замялась.
– Я оставила ей записку, – тихо проговорила она. И добавила, к моему ужасу: – Она не хотела отпускать меня. Она хотела послать за тобой круг, чтобы они привели тебя.
– Би, я не собираюсь домой. Мой путь закончится здесь. – Она потянулась, чтобы взять меня за руку, и я спрятал кисть под мышку. – Нет, Би. – Она закрыла лицо ладонями. Я посмотрел поверх ее головы на Шута, топтавшегося у кромки нашего круга, и попытался найти слова, чтобы утешить ее: – Поверь мне: лучше такой конец, чем тот, что ждет меня, если я отправлюсь домой. И это конец, который я сам для себя выберу. Мое решение.
Шут уставился на меня и вдруг попятился назад, в темноту. Подошла Кетриккен с маленьким дымящимся чайничком и толстостенной глиняной кружкой. Она подала мне кружку и налила туда взвар. Руки ее слегка дрожали.
Отпив из кружки, я различил каррис и валериану, помогающие снять боль, бодрящие травы и имбирь. Чай был подслащен медом. Он подействовал быстро – боль отступила. Тело словно наполнилось жизнью.
– Завтра ты окрепнешь достаточно, чтобы одолеть путь домой, и мы отведем тебя в Олений замок, к целителям, – с надеждой предложила Кетриккен.
Она села возле моего костра, и я улыбнулся ей. Да, это будет долгое прощание…
– Кетриккен, вы ведь уже были здесь. Мы оба знаем, как здесь все заканчивается. Вы видите волка у меня за спиной. Я доделаю его, благо теперь Ночной Волк снова со мной, и работа пойдет быстрее.
Я нащупал позади себя его лапу. Ощупал каждый палец и ложбинки между ними и вспомнил, как торчали когти. Я погладил один коготь – гладкий, будто полированный, и мне показалось, что волк вот-вот раздраженно отдернет лапу, как делал всегда.
Ты вечно дразнил меня: когда я пытался заснуть, ты легко-легко касался волосков между пальцами. Щекотно было до невозможности.
Я дал общему воспоминанию впитаться в камень. На какое-то время остались только он и я. Слышно было, как Кетриккен тихо забрала кружку и отошла.
* * *
– Фитц, ты не мог бы ненадолго прерваться? Перестать создавать своего волка, пока не окрепнешь. – В голосе Ланта звучала мольба.
Я открыл глаза. Прошло время. Они успели укрыть парусиновым навесом меня и моего волка. Перед нами горел костер, наполняя распахнутый с той стороны шатер теплом. Это хорошо. Ночи в горах холодны. Они сидели полукругом по другую сторону костра. Я оглядел их. Крошка Би, мой юный конюх, ученица убийцы, незаконнорожденный сын Чейда и моя королева. И Шут. Он был там, с краю, куда едва доставал свет от костра. Шут на мгновение встретился со мной глазами и отвел взгляд. Он уже видел такое. И Кетриккен тоже. Я попытался объяснить остальным:
– Раз начав, остановиться нельзя. Я уже вложил немалую часть себя в этого волка, и чем больше я отдаю ему, тем более рассеянным становлюсь. Так же было и с Верити. Это дело поглотит меня, как поглотило его. – Я постарался сосредоточиться на их встревоженных лицах. – Би, я хочу сказать это сейчас, пока еще могу управлять своими мыслями. Я сделаюсь отстраненным, далеким. Верити почти не обращал внимания на Кетриккен и этим едва не разбил ей сердце. Но он никогда не переставал любить ее. Просто к тому времени он вложил всю свою любовь к ней в дракона, потому что не надеялся увидеть ее снова. И его любовь до сих пор там, в камне. И будет всегда. Так же будет и с моей любовью к тебе. И с любовью волка к тебе. – Я оглядел Ланта, Спарк и Пера. – Все, что я чувствую к каждому из вас, уйдет в камень. – Попытался заглянуть в глаза Шуту, но он смотрел сквозь меня в темноту.
Би сидела между Пером и Спарк. Ее волосы отросли, но еще оставались короткими. Золотые локоны. Никогда прежде я не видел таких волос. Они были вьющиеся, как у меня, и светлые, как у моей матери. Моя мать… Стоит вложить и ее в волка? Да. Потому что, пока я был у нее, она любила меня.
– Фитц!
