– Она очнулась, – сообщила Алария, как будто я могла укусить ее, не приходя в себя.
– Тащи ее сюда.
– Она кусается!
Двалия встала. Двигалась она скованно. Я замерла, приготовившись уклониться от ее пинка или, если получится, вцепиться зубами. К моей радости, оказалось, что у Двалии под обоими глазами красуются синяки, а щека ободрана до мяса.
– Слушай, ты, маленькая дрянь! – рявкнула она на меня. – Мы не будем тебя бить, но только если ты станешь меня слушаться. Поняла?
Она торгуется. Значит, боится тебя.
Я молча уставилась на нее, не позволяя никаким чувствам отразиться у меня на лице. Она потянулась, чтобы схватить меня за грудки. Я оскалила зубы, и этого хватило, чтобы Двалия отдернула руку.
Заговорила так, будто я согласилась ее слушаться:
– Сейчас Алария освободит тебе ноги. Мы отведем тебя к огню. Попытаешься сбежать – клянусь, я тебя калекой сделаю. – Дожидаться ответа она не стала. – Алария, перережь ей путы на ногах.
Я вытянула ноги в сторону девицы. У Аларии был очень хороший поясной нож. Интересно, получится ли у меня присвоить его? Она пилила и пилила ткань, стягивающую мне ноги. Это оказалось куда больнее, чем я думала. Когда она наконец одолела путы, я сбросила их и почувствовала противную горячую щекотку, когда к стопам стала возвращаться кровь. Может, Двалия хочет, чтобы я дала ей повод избить меня, если попытаюсь сбежать?
Пока рано. Копи силы. Притворись слабее, чем ты есть.
– Вставай и топай! – велела мне Двалия.
И решительно пошла прочь от меня, словно чтобы показать, что уверена в моей покорности.
Пусть думает, что я сдалась. Еще найдется способ сбежать от нее. Но волк прав. Пока рано. Я встала, но очень медленно – и пошатнулась. Попыталась выпрямиться, хотя в животе кололо так, будто он был полон ножей. От пинков Двалии что-то у меня внутри сильно повредилось. Сколько времени понадобится, чтобы это зажило?
Виндлайер опасливо подошел к нам.
– Ох, братик! – промычал он уныло, увидев мое разбитое лицо.
Я зыркнула на него, и Виндлайер отвел глаза. Стараясь держаться гордо и независимо, хотя едва могла идти от боли, я побрела к костру.
Мне впервые представилась возможность осмотреться и понять, где я очутилась. Камень привел нас на поляну посреди леса. Из-под деревьев протянулись длинные полосы снега, будто пальцы, но по непонятной причине они не касались площадки у камня и двух отходящих от нее дорог, вдоль которых буйно разрослись деревья; их ветви сходились пологом, а кое-где и сплетались над дорогами. Однако на самих тропах было на удивление мало снега и лесного мусора. Неужели никто не замечает, как это странно? Ели с низкими раскидистыми ветвями окружали поляну, где Двалия и ее подручные развели костер. Нет. Не поляну. Волоча ноги, я брела по обтесанным камням, которыми была вымощена площадка. Ее частично обрамляла низкая каменная ограда с несколькими столбиками. На земле что-то валялось. Похоже на перчатку, которая пролежала часть зимы под снегом. А вон – обрывок кожаного ремня, возможно лямка от заплечного мешка. И шерстяная шапка.
Невзирая на колотье во всем теле, я медленно наклонилась и подобрала находку, притворившись, что меня скрючило от боли в животе. Рассевшись у огня, мои враги делали вид, будто не смотрят на меня, – как кошки в засаде у мышиной норы. Шапка оказалась сырая, но даже отсыревшая шерсть немного греет. Попытка отряхнуть с нее иголки не удалась: руки слишком болели. Интересно, подобрал ли кто-нибудь мою шубу? Стоило мне встать и начать двигаться, как ночной холод разбередил каждый ушиб. Была еще только ранняя весна, и мороз ледяными пальцами забирался под рубашку там, где ее порвали, чтобы связать меня.
Забудь. Не думай о холоде. Используй другие чувства.
За пределами круга колеблющегося света от костра почти ничего не было видно. Я потянула носом. От земли поднимался насыщенный запахами пар. Я учуяла запах темной почвы и сухих еловых иголок. И жимолости.
Жимолость? В это время года?
Выдохни через рот и, пока воздух во рту, прогони его через нос, посоветовал Волк-Отец.
Я так и сделала. И медленно, потому что шея совсем задеревенела, повернула голову туда, откуда исходил запах. Вот она. Бледная, тонкая палочка, наполовину укрытая обрывком ткани. При попытке наклониться колени подогнулись, и я чуть не упала лицом вниз. Связанными руками осторожно подобрала свечу. Та была сломана, две половинки удерживал вместе только фитиль, но я узнала ее. Поднесла к лицу и вдохнула аромат. Мамина работа…
– Откуда это здесь? – тихо спросила я у темноты.
Кусок ткани и лежавшая неподалеку женская перчатка, мокрая и заплесневелая, не были мне знакомы. Могла ли я ошибаться? Могли ли другие руки собрать воск и напоить его ароматом бутонов жимолости? Мог ли кто-то другой терпеливо обмакивать фитиль в горшочек с воском, чтобы создать этот элегантный конус? Нет. Это мамина работа. Может быть, я даже помогала ей делать эту свечу. Но как она тут очутилась?
Твой отец был здесь.
Разве это возможно?
Любой другой ответ из тех, что приходят мне на ум, еще невозможнее.
Сложив свечу вдвое, я спрятала ее за пазуху. Воск холодил кожу. Мое! Послышалось шарканье Виндлайера, он шел в мою сторону. Краем глаза мне было видно, как Двалия протягивает руки к огню, чтобы согреть их. Моя шуба была у Реппин. Она сложила ее в несколько раз и сидела на ней, как на подушке, рядом с Аларией. Поймав мой взгляд, Реппин злобно ухмыльнулась. Я взглянула на ее руку, потом снова посмотрела в глаза и улыбнулась ей. Кисть, торчавшая из рукава, вся раздулась, пальцы были как сосиски. Между ними и вокруг костяшек кожа налилась темной кровью. Неужели у Реппин не хватило ума промыть рану?
Я медленно подошла и села там, где в кругу между ними оставалось больше всего места. Двалия встала у меня за спиной. Нельзя было оборачиваться.
– Сегодня ты еды не получишь. Не думай, что сможешь сбежать. Ничего у тебя не выйдет. Алария, ты будешь сторожить первой. Потом разбуди Реппин, чтобы сменила тебя. Не дайте Би сбежать, а то поплатитесь.
И она отошла туда, где лежала их поклажа. Вещей было немного. Белые бежали от людей Эллика с тем, что успели прихватить. Двалия сделала себе нечто вроде подушки под спину из свертков и откинулась на нее, не заботясь о том, как будут обходиться остальные. Реппин украдкой огляделась, потом расправила мою шубу на земле, легла на нее и завернулась. Виндлайер уставился на них и просто лег на землю, как собака. Сунул руки под голову и тоскливо уставился в огонь. Алария сидела, скрестив ноги, и злобно глядела на меня. На калсидийца никто не обращал внимания. Вскинув руки над головой, он бешено отплясывал под призрачную музыку, раззявив рот в бездумном восторге. Может, разум у него и помутился, но танцор из него был великолепный.
Хотелось бы знать, где сейчас мой отец. Вспоминает ли обо мне? Вернулась ли Шун домой, чтобы рассказать ему, что меня увели сквозь камень? Или она умерла в лесу? Если умерла, он никогда не узнает, что со мной произошло и где меня искать. Я замерзла и хотела есть. И чувствовала себя совсем потерянной.
