Керф сидел на корточках рядом со мной, ссутулившись под дождем. Внушенная Виндлайером покорность стерла какое бы то ни было выражение с его лица. Мне стало почти жаль его. Он походил на гордого жеребца, запряженного в телегу с навозом. Когда вечером он снимал одежду, перед тем как лечь спать, я заметила, что мышцы на его руках и груди уже не такие крепкие. Чем дольше он ходит на поводке у Виндлайера, тем меньше в его повадке остается от воина и больше появляется от слуги. Еще немного – и от него уже не будет никакого толка как от защитника. Интересно, понимает ли это Двалия?
По другую сторону от меня развалился Виндлайер. Странное у него было лицо: то выглядело как мальчишеское, то вдруг становилось совершенно стариковское. Вот и сегодня, пока он таращился на волны, оно обвисло унылыми складками.
– Так далеко от дома… – проныл он жалобно.
– Расскажи мне о месте, куда мы плывем, брат. – Подобные просьбы ему всякий раз льстили. Я научилась с жадностью ловить каждое его слово, не поправляя и не шикая. – Что ждет нас там, когда мы сойдем с корабля?
– Ну… – протянул он, словно не знал, с чего начать. – Это смотря где мы сойдем с него. Мы можем причалить с той стороны острова, где море глубже. Можем – в Сизале или Круптоне. Двалию там знают. Надеюсь, мы переночуем в приличной гостинице и хорошо поедим. Может быть, мясо молодого барашка с мятой. Люблю молодую баранинку. А в комнате будет тепло и сухо. – Он помолчал, смакуя в своем воображении эти простые радости. – Может быть, Двалия наймет повозку, чтобы отвезла нас в Клеррес. Только бы она не решила ехать туда верхом. От езды верхом у меня вечно весь зад бывает отбит.
Я сочувственно кивнула, и Виндлайер продолжал:
– И мы поедем в Клеррес. Может быть, мы даже прямо у него и причалим. Смотря какой корабль нам удастся найти. Когда мы приедем, там будет уже настоящее лето. Тебе будет жарко, ты ведь с севера, малыш. А мне будет хорошо. Пусть солнце согреет мои суставы и прогонит из них всю боль. В солнечный день Клеррес сияет белизной. Он построен частью из старых костей, частью из белого камня.
– Из костей? Звучит страшновато.
– Да? А по мне, так нормально. Отшлифованные кости очень красиво смотрятся. Мы дождемся отлива, когда из-под воды покажется насыпь, и по ней перейдем в наше святилище на острове. Ты наверняка о нем слышала! Верхушки сторожевых башен сделаны в виде черепов древних чудищ. По ночам в них зажигают огни, и пылающие глазницы черепов глядят на все четыре стороны! Очень впечатляющее зрелище. – Он поскреб мокрую щеку. Дождевая вода скатывалась с его подбородка. Виндлайер наклонился ко мне ближе и понизил голос, словно собирался поделиться важной тайной. – Мебель в четырех башнях цитадели сделана из костей драконов! У Симфэ есть чайный сервиз, где все чашки выточены из драконьих зубов и отделаны по кромке серебром! Он очень древний и много поколений передавался от Симфэ к Симфэ.
– От Симфэ к Симфэ?
Он вскинул белесые брови:
– Женщину в Северной башне всегда зовут Симфэ. Как можно не знать таких вещей? Мне объяснили все это, еще когда я был совсем малыш. Клеррес – сердце мира, а сердце мира всегда должно биться ровно. – Последние слова он произнес будто известную всему свету истину.
– Пока вы не схватили меня, я вообще не слышала ни о Клерресе, ни о Слугах.
Я даже почти не солгала. На самом деле я читала о них в записках отца, но слишком мало, чтобы понять, что меня ждало впереди.
– Наверное, это потому, что ты такая маленькая, – задумчиво проговорил Виндлайер и посмотрел на меня с жалостью.
Я помотала головой. Волосы у меня уже так отросли, что стали завиваться, и теперь с них во все стороны полетели капли.
– Мне кажется, не такие уж они и знаменитые, как ты думаешь. Керф, вот ты когда-нибудь слышал о Клерресе, прежде чем нанялся к Слугам?
Тот заторможенно повернул ко мне голову, и глаза его медленно распахнулись в испуге, словно у оцепеневшей от ужаса коровы.
– Тихо! – шикнул Виндлайер. – Не спрашивай его ни о чем.
Он свел брови, и лицо Керфа тут же приняло обычное унылое выражение. Тревога в его глазах погасла. Я вдруг встала и потянулась, нарочно сделав это как раз тогда, когда мимо пробегали два молодых матроса. Оба обогнули меня стороной, но один обернулся и удивленно посмотрел на меня. Я поймала его взгляд и улыбнулась. Он споткнулся, едва не упал, обернулся снова и наверняка заговорил бы со мной, но тут кто-то рявкнул на него за нерасторопность. Голос выкрикнул команду, и одновременно раздался хлесткий удар, будто ударили плетью о планшир. Оба парня бросились исполнять. Виндлайер тяжело сопел, словно ему пришлось быстро бежать. Мир вокруг вновь успокоился, словно я только что барахталась на поверхности, а теперь погрузилась в неподвижные морские глубины.
Избегая смотреть в глаза Виндлайеру, я попыталась повторить его слова:
– Клеррес – сердце мира, а сердце мира всегда должно биться ровно.
Дождь внезапно зарядил с новой силой, и я стала всматриваться в лицо Виндлайера сквозь водяную завесу. Не понять было, слезы или капли дождя стекают у него по щекам; подбородок на миг задрожал.
– Мы служим Слугам и помогаем им поддерживать ровное биение сердца. Если мы послушны. Если не отступаем с Пути.
– Но при чем тут ты? Что мешает тебе отправиться на ярмарку, поесть жареных орешков или выпить сидра с пряностями? В этом ведь нет ничего плохого.
Его маленькие круглые глазки глядели на меня с тоской.
– Но и хорошего ничего нет. Я должен делать лишь то, что удерживает мир на верном Пути. Самые простые вещи могут навредить ему. Я съем пирожное, и кому-то его не достанется. Это как один маленький камешек может вызвать обвал, который погребет под собой дорогу.
Кажется, это я уже слышала, когда-то очень давно… Слова упрямо звенели у меня в голове, хотя смысл их мне совсем не нравился. Если Виндлайер верит, что Двалия знает его предназначение, и намерен идти, куда она укажет, мне нечего и надеяться заручиться его помощью для побега.
Словно прочитав мои мысли, он сказал:
– Вот почему я не могу помочь тебе бороться с ней. Если ты попытаешься сбежать, мне придется остановить тебя и вернуть. – Он покачал головой. – Двалия ужасно разозлилась, когда ты сбежала в том большом городе. Я сказал, что не могу сделать тебя послушной. Один раз у меня получилось, в самом начале. В тот день я был полон свежих сил. Она подготовила меня к тяжелой работе. Я справился. Но с тех пор я больше не могу заставить тебя слушаться меня. Она сказала, что я лгу. И стала бить меня по щекам. Била и била… – Он сморщился, ощупывая языком больную щеку изнутри.
Мне стало жаль его, ведь это из-за меня ему было больно.
– Ох, брат… – сказала я и взяла его за руку.
Это было все равно что сунуть руку в ледяную реку, так отчетливо я ощутила бурный поток в нем. Как прикоснуться к отцу в те времена, когда он не сдерживал своих мыслей, а я не научилась защищаться от них. Его течение подхватило мои собственные мысли и унесло. Я почувствовала напряжение, которого ему стоило удерживать Керфа, – словно звенящий от напряжения канат, оплетающий разум. Керф был силен. Он рвался с поводка, будто здоровый пес. Я отдернула руку и попыталась скрыть свое смятение, сочувственно похлопав Виндлайера по руке, там, где ее прикрывала одежда.
