Камбуз и трюм принадлежали матросам. Для команды Совершенного я был не просто чужаком, принцем из далекой страны, а идиотом, который вывел из себя носовое изваяние и позволил ему при всех угрожать мне. Таких не зовут присоединиться к азартным играм в кубрике и не приглашают вместе посмеяться над грубоватыми матросскими шуточками. Так что чаще всего я проводил вечера в одиночестве в тесной каюте Шута и Спарк. Чтобы чем-то занять голову, я обычно листал дневники Би. Иногда Альтия или Брэшен приглашал меня в капитанскую каюту выпить вина и светски поболтать, но я понимал, что мы для них скорее груз, чем гости.
Поэтому я встревожился сильнее прежнего, когда, вежливо отказавшись от приглашения Брэшена, услышал в ответ резкое:
– Нет, нам надо поговорить. Это важно.
Мы молча направились в капитанскую каюту. Альтия уже ждала нас там; на столе стояли запыленная бутылка вина и три бокала. Некоторое время мы все притворялись, что собрались, просто чтобы распить бутылку доброго вина и расслабиться в конце долгого дня. Корабль стоял на якоре и мягко покачивался в объятиях речного течения. Окна были распахнуты, снаружи с недалекого берега доносились ночные звуки леса.
– Завтра утром мы выйдем в море и направимся в Удачный, – вдруг заявил Брэшен.
– Похоже, мы доберемся туда достаточно быстро, – заметил я.
– Верно. На удивление быстро. Совершенный любит реку и порой старается идти по ней как можно дольше. Но не в этот раз.
– Это разве плохо? – спросил я, не понимая, к чему он клонит.
– Это необычно для него. А почти любая необычность в его поведении – веская причина для беспокойства, – медленно проговорил Брэшен.
Альтия допила вино и решительно поставила бокал на стол.
– Я знаю, что Янтарь рассказала тебе немного о прошлом Совершенного и как вышло, что он являет собой, можно сказать, двух драконов в одном теле. Но тебе следует знать еще кое-что. Его жизнь была полна бед и горя. Живые корабли вбирают в себя воспоминания поколений своих владельцев и своей команды. Когда Совершенный едва пробудился, возможно, как раз потому, что в нем две души, он опрокинулся, и мальчик, наследник его семьи, запутался в снастях и потонул. Это напугало Совершенного. Еще несколько раз после этого он переворачивался кверху килем и топил всех, кто был на борту. Но живой корабль – такое ценное сокровище, что всякий раз его находили, чинили и снова спускали на воду. Однако за ним закрепилась дурная слава корабля-злосчастья, его прозвали Отверженным. Потом он отправился в плавание и пропал на много лет. Он вернулся в Удачный один, дрейфуя против течения. Его нашли плавающим килем вверх у самой гавани. Когда его перевернули, оказалось, что все лицо его изрублено топором, так что от глаз ничего не осталось, а на груди был знак, известный многим, – звезда Игрота.
– Игрот-пират…
Эта история добавила необходимых подробностей к скупому рассказу Янтарь. Я наклонился ближе, потому что Альтия говорила тихо, словно опасаясь, что ее подслушают.
– Он самый, – произнес Брэшен с такой безнадежностью в голосе, что я окончательно уверился: все очень серьезно.
– Тому, кто родом не из Удачного, трудно понять, насколько жестоко измывались над Совершенным в плену. – Голос Альтии сделался сдавленным, словно у нее перехватило горло.
Тогда вмешался Брэшен:
– Думаю, мы рассказали о Совершенном ровно столько, сколько способен осмыслить человек со стороны. Добавлю только, что Янтарь восстановила ему лицо и вернула зрение. Они сделались очень близки в те дни. Он явно скучал по Янтарь и до сих пор очень… привязан к ней.
Я кивнул, по-прежнему не понимая причин их тревоги.
– Они проводят слишком много времени вместе, – сказала вдруг Альтия. – Не знаю, о чем они говорят, но с каждым днем Совершенный становится все беспокойнее. Мы с Брэшеном чувствуем это. За столько лет жизни у него на борту мы стали будто…
– Созвучны, – подсказал Брэшен, попав в самое яблочко.
Я хотел было рассказать, как хорошо я понимаю их по этой части, но сдержался. Они и так считают меня странным, не стоит говорить, что я вдобавок владею передающейся по наследству магией, с помощью которой могу соприкасаться разумами с другими людьми.
А может быть, не только с людьми, но и с живыми кораблями? Со Смоляным мы определенно обменивались мыслями. Но на борту Совершенного после первой стычки я старательно держал стены поднятыми, опасаясь, что, стоит мне открыться и прислушаться к нему, он не только почувствует это, но и разозлится. А я и без того достаточно насыпал ему соли на раны.
Поэтому просто сказал:
– Я могу представить подобное родство душ.
Альтия кивнула моим словам и долила нам всем еще вина.
– Это «родство» работает в обе стороны. Мы чувствуем корабль, а корабль чувствует нас. И с тех пор как Янтарь поднялась на борт, чувства Совершенного стали ярче, сильнее.
– А в такие дни он становится более своевольным, – подхватил Брэшен. – Мы заметили, что с ним стало труднее управиться. И команда тоже это чувствует. Днем мы миновали отрезок реки, где коварные, изменчивые мели. Обычно мы сбавляем там ход из осторожности. Но сегодня Совершенный не послушался, и мы прошли этот участок быстрее, чем когда бы то ни было. Почему Совершенный так спешит?
– Не знаю.
– Куда вы направляетесь?
На меня вдруг навалилась усталость. Не было никаких сил рассказывать свою историю заново.
– Я думал, королева Малта послала вам письмо с голубиной почтой.
– Да, мы получили его. Она просила нас помочь вам в благодарность за то, как ты помог многим детям Кельсингры, исправив то, что сделали с ними Дождевые чащобы.
– То, что сделали с ними драконы, – поправил я.
Разговор начал тяготить меня. Альтия и Брэшен были явно расстроены, почти разгневаны на то, что творилось в душе их корабля. Теперь они скажут, что в этом виновата Янтарь. И потребуют, чтобы я что-нибудь сделал.
И я предложил то, что лежало на поверхности:
– Может быть, нам всем просто пойти к носовому изваянию и спросить, что его тревожит?
– Пожалуйста, говори тише, – предупредила Альтия.
Брэшен категорично мотал головой:
– Поверь нам, мы хорошо знаем Совершенного. Пусть он и очень стар, но к доводам рассудка относится не как взрослый. Он больше похож на юношу, почти еще ребенка. То слушает голос разума, то поддается порывам. Если попытаться встать между ним и Янтарь, боюсь, выйдет… – Он умолк, не в силах подобрать слова, и только вытаращил глаза.
Альтия вдруг вскочила:
– Что это?
Я тоже почувствовал: меня словно окатило жаркой волной, колючие мурашки пробежали по всему телу, дыхание перехватило. Я вцепился в край стола, чтобы не упасть, и только тогда понял, что пошатнулся вовсе не оттого, что голова пошла кругом. Нет. По поверхности вина в моем бокале расходились круги.
