– Холстром был твоим дружком? Жаль.
– Тебя это не касается.
В голосе Брайс была та же опустошенность, что и в глазах Бриггса. Ханту сдавило грудь. Таким ее голос он слышал впервые.
– Почему ты не рассказал об этом при первом аресте?
– Зачем мне выдавать потенциальную сторонницу, такую могущественную ванирку, как Даника Фендир? Я понимал, что меня могут арестовать и впаять срок. Но дело будет продолжаться. Оно должно было продолжаться, и в один прекрасный день Даника могла оказаться в числе наших союзников.
– Почему ты молчал на процессе, когда тебя судили за убийство? – не выдержал Хант.
– На процессе? Ты о двухдневном балагане, который показывали по телевидению? С клоуном-адвокатом, назначенным мне самим губернатором?
Бриггса разобрал неудержимый смех. Хант напомнил себе: это узник, подвергаемый ужасным пыткам. И он не вправе ударить Бриггса по лицу, даже если Куинлан от этого смеха ерзает на стуле.
– Я знал, что кончится тюрьмой. Я мог говорить чистую правду, а меня все равно упекли бы в Адрестию или еще куда-нибудь. Но у Даники могли остаться друзья, разделяющие ее воззрения, и ради них я решил не раскрывать ее секретов.
– Зато ты предаешь ее сейчас, – сказала Брайс.
Бриггс словно не слышал ее слов. Его взгляд скользил по вмятинам на поверхности металлического стола.
– Я говорил два года назад и повторяю сейчас: повстанцы Кереса не убивали Данику и Стаю Дьяволов. Что до взрыва в «Белом вороне»… допускаю такую возможность. Хорошо, если у них сохраняются силы и возможности.
Хант заскрипел зубами. Неужели и он когда-то утратил чувство реальности, примкнув к Шахаре? Неужели и его тогдашними действиями руководил фанатизм, заставляя вести ангелов 18-го легиона на гору Хермон? Если бы в последние дни перед трагедией кто-то посоветовал ему остановиться и оценить возможные последствия, стал бы он слушать чужие советы?
В памяти всплыл полузабытый эпизод: его штабная палатка. Исайя, напрасно пытающийся докричаться до его разума. Вероятно, были и другие.
– И много ваниров погибло при взрыве? – спросил Бриггс.
Лицо Брайс презрительно сморщилось.
– Нет, – ответила она, вставая со стула. – Ни одного.
Она говорила властным тоном королевы. Ханту не оставалось иного, как тоже встать.
– Скверно, – сказал Бриггс и цокнул языком.
Хант сжал кулаки. Он самозабвенно любил Шахару и столь же самозабвенно был верен ее замыслам. Спрашивается, чем он лучше этого человека?
– Спасибо за ответы на наши вопросы, – сухо произнесла Брайс и, не дожидаясь реакции Бриггса, поспешила к двери.
Хант пошел следом. Бриггс остался сидеть прикованным к столу.
Спешное окончание допроса показало Ханту, что Брайс разделяет его мнение. Бриггс не убивал Данику.
Хант уже выходил из камеры, когда Бриггс вдруг спросил:
– Ты же из Падших?
Хант остановился. Бриггс улыбнулся:
– Таких я очень уважаю. – Он оглядел Ханта с ног до головы. – В каком подразделении Восемнадцатого ты служил?
Хант не ответил, но синие глаза Бриггса вспыхнули.
– Ничего, брат. Однажды мы сокрушим всех этих мерзавцев.
Брайс торопливо шла по коридору. Чувствовалось, ей невыносимо дышать одним воздухом с узником, прикованным к столу, и она жаждет поскорее выбраться из подземелья. А Хант бывал здесь часто, допрашивая ваниров и людей. В месяц – по нескольку раз.
И вчерашнее убийство, совершенное по приказу Микая… Гадливое ощущение от содеянного не исчезало. Его долг уменьшился, а ощущение осталось.
Бриггс по-прежнему смотрел на него, ожидая, когда Хант заговорит. Месяц назад он бы знал, что́ ответить мятежнику. Сейчас все слова застряли у ангела в горле.
Нет, он ничуть не лучше этого человека.
Хант не знал, куда такое осознание его заведет.
* * *
– Значит, Бриггса и его последователей вычеркиваем из списка подозреваемых, – сказала Брайс.
Она сидела в гостиной, поджав под себя ноги. Рядом посапывал Сиринкс.
– Или ты думаешь, что он нам соврал?
Хант сидел на другом конце дивана, ожидая начала трансляции матча по солнечному мячу.
– Он говорил правду. Я достаточно… наобщался с узниками и всегда чувствую, когда кто-то врет.
Говорил он отрывисто, едва скрывая свое раздражение. В таком состоянии он пребывал с самого момента выхода из Комитиума. Выходили они на боковую неприметную улочку, так что шанс столкнуться с Сандриелой равнялся нулю.
Из галереи Брайс захватила отчет о перемещениях Даники и свой список имен.
– И кто значится следующим подозреваемым в твоем списке? – спросил Хант.
Брайс не ответила. Она разглядывала профиль ангела. Свет телевизионного экрана отражался от его скул, а под сильным подбородком собирались тени.
«А ведь он и в самом деле обаятельный, – подумала Брайс. – Но настроение у него сейчас – хуже некуда».
– Что случилось? – все-таки спросила она.
– Ничего.
– Так я тебе и поверила! Скрипишь зубами на всю гостиную.
Хант зыркнул на нее и уложил мускулистую руку на спинку дивана. Они вернулись полчаса назад. Хант успел переодеться и проглотить порцию лапши с клецками, купленную по дороге у уличного торговца. Он сидел в светло-серой футболке, черных спортивных брюках. Белая шапочка, какие носят болельщики солнечного мяча, была надета козырьком назад.
Шапочка никак не вязалась со всем обликом ангела, придавая ему какой-то… мальчишеский вид. (Более удачного слова Брайс не подыскала.) Целых пятнадцать минут она украдкой поглядывала на него. Черные волосы выбивались из-под шапочки. Резинка на ободе почти закрывала татуировку. Брайс сама не знала почему, но… присутствие Ханта мешало ей сосредоточиться.
– Что? – спросил он, заметив ее пристальный взгляд.
Брайс подалась вперед, перекинула косу через плечо, затем схватила с кофейного столика телефон Ханта. Сделав снимок ангела, она тут же отправила копию себе. Зачем? В подтверждение факта, имевшего место. Ведь никто не поверит, что Хант-Хел-бы-его-побрал-Аталар сидел на ее диване в обычной одежде и спортивной шапочке козырьком назад, смотрел телевизор и попивал пиво.
«Тень Смерти в домашней обстановке».
– Не пялься на меня, это меня сбивает, – сказал он сквозь зубы.
– Не больше, чем меня твое лицо, – проворковала Брайс, бросив ему телефон.
Хант поймал телефон, сделал снимок ее физиономии, затем вернул телефон на столик и продолжил смотреть игру.
Брайс выждала еще минуту, потом не выдержала:
