– А у тебя с Тристаном Флинном был романчик?
– С чего ты так решил? – удивилась Брайс.
– Он флиртует с тобой напропалую.
Она усмехнулась:
– Аталар, может, расскажешь мне обо всех, с кем у тебя были романчики?
Молчание ангела было красноречивее слов, и Брайс снова усмехнулась. Но потом Хант заговорил. Казалось, ему требовалось хотя бы словами загородиться от кровавого месива по другую сторону магического экрана.
– Ни один из моих романчиков не стоит даже упоминания. – Он помолчал. – Знаешь почему? Шахара сломала меня. Закрыла для других женщин.
«Сломала меня». Эти слова отозвались в душе Брайс странным лязгом, будто упал кусок металла.
А Хант продолжал:
– Я вырос на юго-востоке Пангеры. Те земли были подвластны Шахаре. Я поступил на службу в один из ее легионов и стал быстро подниматься по служебной лестнице. Потом влюбился в Шахару и в ее представления о мире. В ее идеи о переустройстве иерархий ангелов.
Он сглотнул:
– Шахара была единственной, кто не посмотрел на мое происхождение. Остальные презрительно морщились, узнав, что я – незаконнорожденный. А она нет. Моя военная карьера продолжалась, пока я не стал ее правой рукой. И возлюбленным.
Хант шумно выдохнул:
– Она возглавила мятеж против астериев. Я командовал ее Восемнадцатым легионом. Чем это кончилось, ты знаешь.
На Мидгарде это знали все. Быть может, Дневная Звезда и привела бы ангелов (и не только) в мир, где больше свободы, но ее уничтожили. Астерийский сапог раздавил многих мечтателей, и она пополнила их список.
– Так вы с Флинном…
– Ты рассказываешь мне историю о трагической любви и ждешь, что в ответ я расскажу какую-нибудь банальщину?
И снова его молчание было слишком красноречивым. Брайс вздохнула. Ей тоже нужно избавиться от жутких впечатлений и заодно – разогнать тени в глазах Ханта после рассказа о Шахаре.
– Представь себе, никакого романчика у нас с Флинном не было. – Она улыбнулась. – Подростком, приходя к Рунну, я вообще робела в присутствии его друзей. Слова произнести не могла.
У Ханта уголки рта изогнулись вверх.
– И тогда я нашла защитную меру: я стала с ними флиртовать, подражая героиням романов и фильмов. Они мне подыгрывали, и у меня возникло фанатичное убеждение, что однажды Флинн станет моим мужем.
Ангел хмыкнул. Брайс толкнула его локтем:
– Да, представь себе. Целых два года я все свои школьные тетради подписывала не иначе как «госпожа Брайс Флинн».
– Быть того не может, – мотнул головой Хант.
– Может. Тетради до сих пор хранятся в доме родителей. Мама почему-то отказывается их выбрасывать.
Ее игривость, навеянная воспоминаниями, померкла. Брайс умолчала о более позднем эпизоде. Они с Даникой были на выпускном курсе университета. Зайдя как-то в бар, наткнулись на Флинна и Деклана. Потом Даника отправилась домой с Флинном, поскольку Брайс не хотела осложнения отношений между ним и Рунном.
– А хочешь услышать о самом паршивом моем романчике? – спросила Брайс, натужно улыбнувшись.
– Хочу и в то же время побаиваюсь, – признался Хант.
– Я целых три недели встречалась с вампиром. Моя первая и единственная интрижка с обитателями Дома Пламени и Тени.
Вампиры лезли из кожи, чтобы заставить не-вампиров забыть об их происхождении. О том, что родом вапмиры из Хела и, по сути, являются демонами малого калибра. Во времена Первых войн их предки дезертировали от семи принцев и снабжали имперские легионы астериев важными сведениями, чем немало помогли победе последних. Предатели и перебежчики, они по-прежнему сохраняли демоническую жажду крови.
– И что? – спросил заинтригованный Хант.
Брайс поежилась:
– До сих пор не могу понять, чего он хотел больше: моей крови или… сам понимаешь. А потом он предложил… еду во время еды. Надеюсь, это ты тоже понимаешь?
Хант мгновенно понял. Его темные глаза распахнулись. Он выругался и спросил:
– Что, так и сказал?
Брайс заметила, как Хант скользнул глазами по ее ногам прямо к лобку. Они стали еще темнее, взгляд заострился.
– Тебе не было больно?
– Не было, потому что я отказалась.
Хант тряхнул головой. Казалось, он решает, поежиться ему или засмеяться. Но в глаза вернулся прежний блеск.
– И больше – никаких вампиров?
– Абсолютно никаких. Этот тип утверждал, что высочайшее наслаждение всегда граничит с болью. Я показала ему на дверь.
Хант пробормотал что-то одобрительное.
– У тебя и сейчас остаются чувства к Шахаре? – спросила она, сознавая, что подобного вопроса лучше не задавать.
На его подбородке дернулась жилка. Хант смотрел не на Брайс. В небеса.
– Остаются – и останутся, пока я жив.
В этих словах не было ни печали, ни мучительной тоски, однако у Брайс появилось неприятное, грызущее ощущение в животе.
Хант перевел взгляд на Брайс. Свет опять ушел из его глаз.
– Могу ли я перестать ее любить, если ради меня она пожертвовала всем? Ради меня и дела, объединившего нас. – Он покачал головой. – Заводя роман, я каждый раз вспоминал о ней.
Да, с этим не поспоришь. Любое слово, сказанное против, оказалось бы эгоистичным капризом. Возможно, она просто тупица, если подумала, будто соприкосновение их ног, его взгляд в тире и попытки успокоить, когда ее охватывала паника, значили что-то большее.
Хант смотрел на нее и, кажется, читал ее мысли. У него дрогнул кадык.
– Но это, Куинлан, не значит, что я не…
Он не договорил. Со стороны магистрали по переулку двигалась небольшая толпа. Брайс заметила женщину с серебристыми волосами, и у нее перехватило дыхание. Хант выругался и предложил:
– Поднимаемся в воздух.
Но Сабина уже заметила их. Ее бледное вытянутое лицо скривилось.
Брайс ругала себя за дрожь в руках и коленях, но они все равно дрожали.
– Не останавливайся, Фендир, – предупредил волчицу Хант.
Сабина не отреагировала. Ее взгляд был направлен на Брайс. Колючий, словно состоял из острых льдинок.
– Я слышала, ты опять выползла из норы, – прошипела Сабина. – Куинлан, где мой меч?
У Брайс исчезли все мысли и слова. Даже дерзостей не осталось. Хант вел ее мимо. Гора мускулов, которая волчице не по зубам. Его ладонь лежала на спине Брайс, и он буквально толкал ее вперед.
– Идем.
– Шлюха безмозглая! – прошипела Сабина и плюнула Брайс под ноги.
