– У тебя хватило наглости явиться сюда.
У Брайс пересохло в горле, но все равно она не смогла бы найти слов для ответа. Она смотрела на бледное лицо, на худощавые руки, переплетенные на дубовой поверхности стола, на обманчиво хрупкие узкие плечи, скрывающие громадную силу. Если Даника была неистовым огнем, ее мать напоминала глыбу льда. И если Сабина убила собственную дочь, если Сабина решилась на такое злодейство…
У Брайс загудело в голове.
Должно быть, Хант это почувствовал или поймал запах. Итан остался в коридоре. Хант встал рядом с Брайс:
– Мы хотели встретиться с предводителем.
– Цель встречи? – спросила Сабина, и в ее глазах мелькнуло раздражение.
– Подробности убийства вашей дочери.
– Нечего соваться в наши дела! – рявкнула Сабина, отчего стакан на ее столе жалобно зазвенел.
Горло Брайс обожгло желчью. Она сделала над собой усилие, чтобы не закричать и не броситься на Сабину.
Хант провел крылом по ее спине. Для посторонних глаз – невинный жест, но его теплота и нежность успокоили ее. Брайс напомнила себе, что пришла сюда ради Даники.
Глаза Сабины вспыхнули.
– Где, Хел побери, мой меч?
Брайс отказалась отвечать. Даже не возразила, что меч перешел не к Сабине, а к Данике. Вместо этого она сказала:
– У нас есть данные, указывающие на то, что в ночь похищения Рога Даника несла дежурство в Храме Луны. Нам необходимо, чтобы предводитель это подтвердил.
– Что вы мне голову морочите? – взвилась Сабина. – При чем тут ее гибель?
– Мы выстраиваем общую картину последних дней жизни Даники до ее убийства кристаллосом, – спокойно пояснил Хант. – Важно все: что делала, что видела, с кем встречалась.
Это был еще один кусочек наживки: посмотреть ее реакцию на упоминание о демоне, сведения о котором пока не разглашались. Сабина и глазом не моргнула. Казалось, сведения ей уже знакомы, а может, именно потому, что она постоянно вызывала демона. Впрочем, могла существовать и другая причина.
– В ту ночь Даники не было в храме, – прошипела Сабина. – Она не имела никакого отношения к краже Рога.
Брайс постаралась не отреагировать на Сабинино вранье, подтверждавшее все.
Из костяшек пальцев Сабины выдвинулись когти.
– Кто тебе сказал, что Даника была в храме?
– Никто, – соврала Брайс. – Мне подумалось, что я вспомнила ее упоминание…
– Тебе подумалось? – ехидно спросила Сабина, передразнивая голос Брайс. – Конечно, где тут что-то помнить, если ты была вдрызг пьяна, накачана наркотиками и трахалась с кем попало.
– Вы правы, – прошептала Брайс под рычание Ханта. – Это была ошибка.
Не дав ему что-либо возразить, она повернулась и стремительно вышла, глотая воздух. Брайс и сама не понимала, как ей удалось не скрючиться и не вывернуть кишки наружу.
Она едва слышала Ханта, идущего следом. Ей было невыносимо смотреть на Итана, ожидавшего у дальней стены коридора. Брайс торопливо сбежала по лестнице, не решаясь взглянуть на проходящих мимо волков. Она знала: Итан спешит за нею. Ей было все равно… все равно.
– Куинлан!
Голос Ханта настиг ее на площадке между вторым и первым этажом мраморной лестницы. Брайс пошла дальше и вновь услышала:
– Куинлан!
Тон был достаточно резким. Брайс остановилась, оглянулась. Хант внимательно смотрел на нее. Он не торжествовал, поймав Сабину на отъявленном вранье. Лицо ангела было встревоженным.
А между ними застыл Итан, с глазами жесткими, как камень:
– Расскажи мне, в чем дело.
– Это закрытая информация, парень, – процедил Хант.
Итан сердито зарычал.
– Опять началось, – тихо сказала Брайс, сознавая, что вокруг полно камер, и нарушая приказ Микая держать сведения в тайне. – Мы пытаемся разобраться в причинах и найти того, кто стоит за всем этим. Три новых убийства, и в той же манере. Будь осторожен и предупреди свою стаю.
Лицо Итана оставалось непроницаемым. В спорте это было одним из его преимуществ – противники не могли предугадать его маневров. Умный, амбициозный, самоуверенный, но его самоуверенность подкреплялась долгими часами тренировок и жесткой дисциплиной.
Непроницаемость лица Итана сочеталась с холодностью.
– Если что-то услышу, сообщу, – коротко ответил он.
– Тебе назвать наши номера? – не менее холодно спросил Хант.
– Ее номер у меня есть, – сказал Итан, не пожелав назвать Брайс по имени. – На этот раз, надеюсь, соизволишь ответить?
Она пыталась поймать его взгляд, но напрасно. Стремительно повернувшись, Брайс помчалась к выходу. В вестибюле она увидела предводителя. Тот стоял у стола дежурного и разговаривал с ним, опираясь на трость красного дерева. Увидев Брайс, дед Даники поднял на нее морщинистое лицо. Брайс застыла как вкопанная.
На нее смотрели теплые карие глаза. Глаза Даники. Старик улыбнулся Брайс. Добрая, печальная улыбка била больнее, чем любые насмешки и издевки. Брайс кое-как поклонилась и вылетела из стеклянных дверей.
Ей удалось достичь ворот, больше ни с кем не столкнувшись. Она почти вышла на улицу, когда ее догнал Итан, по пятам которого следовал Хант.
– Ты всегда была недостойна его, – бросил Итан.
С таким же успехом он мог вытащить нож из-за голенища (обычная привычка волков) и всадить ей в грудь.
– Знаю, – хрипло произнесла Брайс.
В траве по-прежнему возились волчата. Итан кивнул в сторону окон кабинета Сабины на втором этаже:
– Брайс, ты порою делала просто идиотский выбор, но я никогда не считал тебя глупой. Она хочет твоей смерти.
Вот и еще одно подтверждение.
– Взаимно, – выпалила Брайс, не успев подумать.
Все признаки указывали на виновность Сабины.
– Коннору было бы стыдно за то, что ты позволяешь Амелии распоясываться, – сказала Брайс, не в силах сдержать закипевший гнев. – За то, что позволяешь этому куску дерьма командовать тобой.
В костяшках пальцев Итана блеснули когти.
– Не смей произносить его имя!
– Уходи, – тихо сказал Итану Хант.
Крылья ангела окаймляли пульсирующие молнии.
Казалось, Итан вцепится ему в горло, но Хант уже шагал по солнечной улице, нагоняя Брайс. Она даже не взглянула на презрительно усмехающуюся Амелию и караульных у ворот.
– Куинлан, ты мусорная куча! – крикнула ей вслед Амелия.
Караульные подобострастно засмеялись. Брайс не хватило духу обернуться и посмотреть, смеется ли Итан.
44
На обратном пути не было сказано ни слова. Брайс изо всех сил пыталась взять себя в руки, волевым усилием гася ярость. Через двадцать минут они вернулись домой и уселись есть. Ангел проглотил три тарелки хлопьев.
