Пар медленно уходил в вытяжку. Капала стекающая вода, исчезая в решетке слива.
Хант повернулся лицом. Брайс взяла полотенце и, старательно глядя вверх, обвязала полотенце вокруг бедер ангела. Взяв второе, она принялась вытирать его смуглую кожу, потом волосы. Касаться полотенцем крыльев она не решилась и лишь слегка похлопала по ним, смахивая последние капли.
– Пошли, – сказала она. – Тебе надо лечь.
Эти слова почему-то насторожили его, но он не возражал, когда Брайс за руку вывела его из душа. Она забыла вытереться сама, и с волос и одежды стекали струйки. Хант послушно пошел за нею в спальню. Из комода, где он хранил одежду, она вытащила черные трусы. Уперев глаза в пол, Брайс протянула ангелу трусы:
– Надевай.
Хант послушно надел. Брайс подтянула трусы к его талии и только тогда отпустила поясную резинку. Из другого ящика она вынула белую футболку, посмотрела на сложные прорези для крыльев и поняла, что с этой задачей ей не справиться.
– Хватит с тебя и трусов, – заявила она, возвращая футболку в ящик.
Осталось только уложить его в постель. Брайс отогнула тщательно заправленное одеяло:
– Теперь ложись и спи.
И вновь Хант подчинился, с негромким стоном проскользнул под одеяло. Брайс выключила свет в ванной, вернулась в полутемную комнату. Хант лежал, продолжая смотреть на нее. Брайс отвела влажные пряди с его лба, коснувшись ненавистной татуировки. Хант закрыл глаза.
– Я так за тебя волновалась, – прошептала она, снова касаясь его волос. – Я…
Она не договорила. Молча шагнула назад, чтобы пойти к себе, переодеться в сухое и попытаться уснуть самой.
Но теплая сильная рука схватила ее запястье и удержала.
– Что? – спросила Брайс.
Хант продолжал на нее смотреть. Потом слегка потянул за руку. Слова не требовались. «Останься», – говорил его жест.
Ей до боли сдавило грудь.
– Ну хорошо, – прошептала она. – Я останусь.
Мысль о возвращении к себе почему-то показалась ей рискованной. Если сейчас она уйдет, он, чего доброго, исчезнет. Брайс достала из комода белую футболку с прорезями, отвернулась, сбросила свою рубашку и лифчик и швырнула на пол. Футболка Ханта доходила ей до колен, поэтому она сняла остатки мокрой одежды и тоже зашвырнула на пол ванной.
Сиринкс радостно прыгнул на кровать и устроился в ногах. Хант подвинулся, освобождая место для Брайс.
– Ну хорошо, – прошептала она, уже для себя.
Простыни были теплыми и пахли Хантом. Как она привыкла к запаху кедра, тронутого дождем! Брайс старалась вдыхать украдкой. Она не легла, а села, прислонившись к изголовью. И вдруг Хант положил голову ей на колени. Его рука легла рядом, упершись в подушку.
Ребенок, положивший голову на колени матери. Друг, ищущий поддержки, напоминания о том, что он по-прежнему жив.
Брайс снова коснулась его волос. Хант закрыл глаза, откликнувшись на прикосновение. Молчаливая просьба продолжать.
Она снова и снова гладила его по волосам, пока дыхание ангела не сделалось глубже и ровнее и пока его тело не обмякло, поддавшись сну.
* * *
Пахло раем. Домом, вечностью. Словом, местами, где полагалось обитать ангелам.
Хант открыл глаза. Его окутало мягким женским теплом. В тишине комнаты слышалось ее дыхание. Хант увидел, что по-прежнему лежит у Брайс на коленях. Сама она спала сидя, наклонив голову. Ее рука все так же касалась его волос, другая лежала рядом с его рукой.
Часы показывали половину четвертого. Ханта удивило не время, а то, что его голова достаточно прояснилась и он способен соображать.
Вчера Брайс позаботилась о нем. Вымыла, одела, утешила. Хант не помнил, когда в последний раз кто-то о нем заботился.
Приподняв голову, Хант обнаружил, что его футболка – единственное, что надето на Брайс. А его лицо все это время находилось в нескольких дюймах от ее «заветного места».
Он встал. Брайс даже не шевельнулась. Он вспомнил, как она вчера ощупью надевала на него трусы, и покраснел. Проснулся Сиринкс, приоткрыл один глаз, не понимая, почему ворочаются и мешают ему спать. Махнув зверюге, Хант подошел к Брайс и подхватил на руки. Она слегка шевельнулась. Хант осторожно вышел с нею в коридор, отнес в ее комнату и уложил на холодную кровать. Брайс недовольно поерзала, но Хант поспешил накрыть ее теплым одеялом. Она так и не проснулась.
Хант был уже в гостиной, когда ожил телефон Брайс, оставленный на кухонном столе. Хант не удержался и нажал кнопку. Экран заполнила цепочка сообщений от Рунна. Самое первое пришло несколько часов назад: «С Аталаром все в порядке?» Через минуту: «А с тобой?» Через час: «Я звонил твоему консьержу. Он меня заверил, что вы оба находитесь в квартире. Полагаю, у вас все в порядке. Но все равно утром позвони мне».
Последнее сообщение пришло совсем недавно: «Я рад, что ты вчера мне позвонила. Знаю, наши отношения серьезно испорчены – во многом по моей вине. Но если понадобится моя помощь, я всегда откликнусь. В любое время суток».
Хант оглянулся на дверь ее комнаты. Она звонила Рунну. Это с ним она говорила, когда Хант вернулся.
Он вернулся к себе, лег и быстро заснул. Кровать еще хранила ее запах, так похожий на едва уловимое прикосновение.
55
Брайс разбудили золотистые лучи утреннего солнца. Она лежала в теплой, мягкой кровати. В ногах посапывал Сиринкс.
Ее комната. Ее кровать.
Брайс села, разбудив Сиринкса. Он недовольно заверещал, скользнул еще глубже под одеяло и задними лапами ударил хозяйку под ребра. Брайс не стала стаскивать его на пол, а встала сама.
Как она очутилась у себя? Должно быть, Хант перенес ее среди ночи. Почему он это сделал? Неужели он снова впал в то жуткое состояние?
Брайс приоткрыла дверь его комнаты и увидела над кроватью серое крыло. Потом – золотисто-коричневую мускулистую спину, которая равномерно поднималась и опускалась. Ангел продолжал спать.
Хвала богам. Брайс потерла глаза, зевнула и поняла, что больше не уснет. Тогда она прошлепала на кухню. Ей нужна чашка крепчайшего кофе, а потом быстрая пробежка. Освежить мышечную память тела. Пока кофемашина пыхтела, готовя кофе, Брайс взяла со стола телефон.
Всю цепочку недавних сообщений занимали послания Рунна. Она перечитала их дважды.
Он был готов все бросить и мчаться сюда. Не задумываясь, отправил бы друзей на поиски Ханта. Брайс это знала – и заставила себя забыть об этом.
Почему? Она прекрасно понимала: ее тогдашняя реакция на спор с братом была оправданной, хотя и чрезмерно раздутой. Рунн попытался извиниться, но эту попытку она обратила против него. Должно быть, брат сознавал себя виноватым, поскольку ни разу не спросил, почему она выбросила его из своей жизни. Рунн и не подозревал, что дело было не в мелкой обиде, заставившей ее так поступить. Причиной был ее страх. Полнейший ужас.
