– Он раб потому, что мы живем в отвратительном, жестоком мире.
Гнев затуманил глаза Брайс, но она прогнала подступившую волну эмоций.
Из кухни донесся голос отца: он спрашивал, где находится попкорн для микроволновки. Эмбер крикнула, что попкорн лежит там, где всегда. Ее глаза безотрывно смотрели в камеру телефона.
– Знаю, ты откусишь мне голову, но я все-таки выскажу тебе свое мнение.
– Мама, побойся богов…
– Возможно, этот Хант – хороший сосед. Возможно, тебе нравится его физиономия, но помни: он – ванирский мужчина. Очень могущественный ванирский мужчина, невзирая на сдерживающую силу татуировок. Он и подобные ему смертельно опасны.
– Ты без конца твердишь мне об этом.
Брайс едва удержалась, чтобы не взглянуть на маленький шрам на материнский щеке. В глазах матери появились тени прошлого. Брайс невольно поморщилась.
– Когда я увидела тебя с этим ваниром, который значительно старше…
– Мама, не сравнивай его с…
– Брайс, я как будто вернулась в прошлое. – Эмбер устало провела рукой по волосам. – Ты меня огорчаешь.
Это было как удар в самое сердце.
Жаль, что нельзя было протянуть руки сквозь камеру телефона, обнять мать и вдохнуть знакомый запах жимолости и мускатного ореха.
– Я найду тебе медведьму и договорюсь о встрече.
– Нет уж, спасибо, – нахмурилась Брайс.
– Брайс, ты обязательно пойдешь лечиться.
Брайс перевернула телефон, выставила ногу и показала матери. Затем покрутила ступней:
– Видишь? С моей ногой все в порядке.
Лицо матери стало твердым, как сталь обручального кольца на ее пальце.
– Гибель Даники не означает, что ты должна страдать.
Эмбер Куинлан всегда умела ударить по самому больному месту и несколькими словами вызвать у дочери ощущение полной своей никчемности.
– Даника здесь совершенно ни при чем.
– Брайс, не пытайся меня обмануть. – В глазах матери блеснули слезы. – Думаешь, Даника обрадовалась бы твоему решению хромать и морщиться от боли до конца жизни? Думаешь, она бы похвалила тебя за то, что ты забросила танцы?
– Я не хочу говорить о Данике, – дрожащим голосом ответила Брайс.
Эмбер сердито покачала головой:
– Когда я договорюсь с медведьмой о приеме, я пришлю тебе ее адрес и номер. Спокойной ночи.
С этими словами Эмбер отключилась.
57
Через полчаса, когда Брайс, переодевшись, окончательно улеглась спать и стала крутить в мозгу далеко не веселые мысли, раздался стук в дверь.
– Аталар, ты гнусный предатель! – крикнула она.
Хант открыл дверь и встал в проеме:
– Теперь я понимаю, почему ты перебралась в Город Полумесяца. Вы с матерью вели затяжную войну.
Ей отчаянно захотелось придушить ангела.
– Не припомню, чтобы мамочка отступила хотя бы в одном сражении. Наверное, и мне передалось. А тебе что понадобилось? – хмуро спросила она.
Хант шагнул к кровати. Чем ближе он подходил, тем теснее казалась комната и тем меньше воздуха в ней оставалось.
– Я пойду вместе с тобой на прием к медведьме, – сказал он, вставая у изножья кровати.
– Я никуда не собираюсь.
– Почему?
Брайс не хотела отвечать, но ответ выплеснулся сам собой:
– Когда исчезнет рана и уйдет боль, вместе с нею уйдут Даника и Стая Дьяволов.
Она сбросила одеяло и подтянула шелковые шорты, чтобы показать Ханту весь шрам.
– Останется воспоминание как о заурядном событии. Было и прошло. А может, и не было. Но шрам и боль… – У нее защипало в глазах. – Не хочу от них избавляться. Нельзя, чтобы они исчезали.
Хант присел на кровать и пока молчал, словно давая ей время прогнать его. Потом наклонился и стал разглядывать шрам. Волосы лезли ему на лоб, закрывая татуированный венец. Потом его мозолистый палец коснулся ее шрама.
У нее по коже побежали мурашки.
– Если ты поможешь себе, этим ты не зачеркнешь память о Данике и стае.
Брайс покачала головой, отвернувшись к зашторенному окну, но Хант осторожно взял ее за подбородок и повернул к себе. Его темные бездонные глаза были мягкими. Понимающими.
Многие ли видели его глаза такими? Многие ли видели таким его самого?
– Мать тебя любит. Ей невыносимо – не для ее разума, а на уровне инстинкта – видеть, что тебе больно.
Хант убрал пальцы с подбородка Брайс.
– И мне тоже, – добавил он, продолжая смотреть на нее.
– Ты меня едва знаешь.
– Ты мой друг.
Эти слова повисли между ними. Хант опять склонил голову, чтобы Брайс не увидела выражения его лица.
– Конечно, если тебе нужен такой друг, – добавил он.
Брайс оторопело посмотрела на него. Его слова повисли в воздухе, оставляя впечатление тишины и беззащитности. Это погасило раздражение в душе Брайс.
– Аталар, а ты до сих пор не догадался? – Робкая надежда, вспыхнувшая на его лице, едва не сломала Брайс. – Мы с тобой уже друзья. С того момента, когда ты принял Желанное Желе за дилдо.
Хант расхохотался, запрокинув голову. Брайс села, упершись в подушки, и включила телевизор. Она хлопнула по одеялу, приглашая Ханта сесть рядом.
Как вспыхнули его глаза! Улыбка растянулась до ушей. Достав телефон, он запечатлел Брайс на кровати.
Она смотрела на Ханта, и ее собственная улыбка постепенно гасла.
– Жизнь у мамы была нелегкая. Она через многое прошла. Ладить с нею непросто. Спасибо, что пытался найти с нею общий язык.
– А мне твоя мама понравилась, – сказал Хант, и Брайс ему поверила. – А как они познакомились с твоим отцом?
Он имел в виду Рандалла.
– Мама сбежала от моего биологического отца раньше, чем он узнал о ее беременности. Добралась до Храма Ктоны в Коринфе, зная, что тамошние жрицы ее приютят и защитят. У них каждая беременная женщина считалась священным сосудом или чем-то в этом роде, – усмехнулась Брайс. – Потом я появилась на свет и первые три года жизни провела в стенах храма. Чтобы не есть хлеб даром, мама работала прачкой. Короче говоря, до моего биологического отца дошли слухи о ребенке, и он отправил своих головорезов, приказав выследить маму и разобраться с ней. – Брайс скрипнула зубами. – Если окажется, что ребенок действительно от него, им надлежало доставить меня к нему. Любой ценой.
Хант тихо выругался.
– Осведомителей у моего биологического отца хватало повсюду, но жрицы вовремя удалили нас из города, надеясь, что мы доберемся до Хилены. Там имелось представительство Дома Земли и Крови, где мама смогла бы попросить убежища. Даже отец не имел права вторгнуться на территорию представительства. Но до Хилены было три дня пути, и никто из коринфских жриц не мог защитить нас от фэйских воинов. В пяти часах езды от Коринфа находился Храм Соласа в Ойе. Мы сделали остановку, чтобы передохнуть, а главное – выбрать священного провожатого. Так это у них называется.
