70
Вернувшись из бара, Брайс застала у себя дома Фьюри. Подруга сидела в гостиной, на том месте, где обычно сидел Хант.
Брайс бросила ключи на столик рядом с входной дверью, отпустила поводок Сиринкса и сказала:
– Привет.
– И тебе привет.
Фьюри так взглянула на Сиринкса, что тот присел на свой пушистый зад и завилял хвостом, терпеливо ожидая, когда грозная женщина соизволит с ним поздороваться. Фьюри протянула руку и потрепала его сложенные бархатные уши.
– Что тебя привело?
Брайс сбросила туфли, повращала уставшими ступнями и потянулась к молнии платья. Боги, как это здорово – не ощущать ни малейшей боли в ноге. Она прошлепала к себе, зная, что ответ Фьюри услышит и оттуда.
– Есть кое-какие новости, – небрежным тоном ответила Фьюри.
Брайс стянула платье, затем и лифчик, переоделась в просторные спортивные брюки и старую футболку. Волосы она увязала в конский хвост.
– Так. Попробую угадать. – Брайс надела тапки. – Ты наконец-то поняла, что постоянно ходить только в черном – невероятная скукотень, и теперь хочешь с моей помощью подобрать себе более пристойную одежду.
– Умница, – тихо засмеялась Фьюри.
Брайс вернулась в гостиную. Подруга окинула ее быстрым, цепким взглядом ассасина, так непохожим на взгляд Ханта. Даже во время их тусовок Фьюри никогда не теряла этого холодного блеска в глазах, этой отрешенности и расчетливости. А вот взгляд Ханта…
Брайс прогнала эту мысль. Нечего сравнивать. Меньше всего ей сейчас был нужен огонь, вспыхнувший в теле.
– Вот что, – сказала Фьюри, вставая с дивана. – Мне снова нужно уехать. Подготовка к Встрече и все такое. Поэтому я решила кое-чем с тобой поделиться.
– Хочешь признаться, что любишь меня и будешь часто писать?
– Боги, ты неисправима!
Фьюри провела рукой по коротко остриженным волосам. Брайс нравился конский хвост, который был у подруги в университете. С короткой стрижкой Фьюри выглядела еще опаснее.
– Даже на том придурочном курсе, где мы познакомились, ты была хуже всех.
– Согласна, но тебе это нравилось, – ответила Брайс, направляясь к холодильнику.
Фьюри фыркнула:
– Я кое-что тебе расскажу, но вначале пообещай, что ты не сделаешь никаких глупостей.
Пальцы Брайс застыли на ручке холодильника.
– Как же иначе? Ведь Глупышка – мое второе имя. Ты не уставала мне это повторять.
– Тогда я трепалась, а сейчас говорю серьезно. Сделать так и так ничего не возможно, но мне все равно требуется твое обещание.
– Обещаю.
Фьюри пристально посмотрела на нее.
– Микай отдал Ханта, – сказала подруга, прислоняясь к кухонному столу.
Огонь, бушевавший в жилах Брайс, погас.
– Кому?
– А ты как думаешь? Долбаной Сандриеле – вот кому.
– Когда? – спросила Брайс, перестав ощущать руки и ноги.
– Ты же обещала не делать глупостей.
– Спрашивать о подробностях – это глупость?
Фьюри покачала головой:
– Сегодня… нет, уже вчера. Днем. Этот мерзавец знал: вернуть Ханта Сандриеле – худшее наказание, чем публично распять его или запереть душу в ящик и бросить на дно моря.
Да. Во многом это было худшим наказанием.
– Встреча открывается завтра, – продолжала Фьюри. – Эта сука будет красоваться перед ангелами. А через неделю, когда сборище закончится, вернется на Пангеру и продолжит разборки с офионскими мятежниками. И Ханта с собой заберет.
И ему уже не быть свободным. Сандриела обойдется с ним… так, как он заслужил. Он это заслужил, заслужил, заслужил.
– Если так опасаешься глупостей с моей стороны, зачем вообще рассказывать?
Темные глаза Фьюри вновь заскользили по ее лицу.
– Просто я подумала… тебе нужно узнать об этом.
Брайс повернулась к холодильнику и рванула дверцу.
– Хант сам себе вырыл могилу.
– Значит, вы не…
– Нет.
– На тебе и сейчас ощущается его запах.
– Мы целый месяц прожили в одной квартире. Ничего удивительного, что его запах прицепился ко мне.
Удаление пятен его крови с кушетки обошлось Брайс в кругленькую сумму. И не только пятен. Она удалила следы всего, что происходило между ними в тот вечер.
Худенькая сильная рука захлопнула дверцу.
– Не пытайся морочить мне голову, Куинлан, – прошипела Фьюри.
– И не пытаюсь.
Пусть подруга видит ее истинное лицо, о котором говорил отец. Лицо, которое не смеется и которому наплевать на все и всех.
– Хант – врун. Он врал мне.
– Брайс, за Даникой водились неприглядные делишки. Ты это знаешь. Всегда знала и только посмеивалась, не желая замечать. Вряд ли слова Ханта о ней – сплошное вранье.
– С этим покончено, – оскалилась Брайс.
– С чем?
– Со всем.
Брайс снова отрыла холодильник, отпихнув Фьюри. К ее удивлению, подруга не сопротивлялась.
– Почему бы тебе не вернуться на Пангеру и еще на два года забыть о моем существовании?
– Я не забывала.
– Еще как забывала! – запальчиво возразила Брайс. – С Юниперой ты перезванивалась постоянно, а на мои звонки отвечать не желала. Не помню, чтобы я получила от тебя ответ хоть на одно свое сообщение.
– Юнипера – другое дело.
– Конечно. Балетное дарование.
– В ту ночь ты едва не погибла. А Даника погибла. – Горло ассасина дрогнуло. – Я же помню, как угощала тебя наркотиками.
– «Корень радости» я покупала сама.
– А я купила «искатель света». Дело не в этом. Я была слишком близка со всеми вами. Когда я слишком сближаюсь с кем-то, последствия оказываются дерьмовыми.
– Но ты же не прекратила общения с Юниперой? – спросила Брайс, ощущая комок в горле. – Или я не стоила такого риска?
– Нас с Юниперой связывает то, что тебя ни с какой стороны не касается.
Брайс едва не разинула рот. Юнипера ни единым словом не обмолвилась об этом. Ни единым намеком.
– Я скорее вырву собственное сердце, чем перестану общаться с нею. Понятно?
– Понятно, – выдохнула Брайс. – Любовь превыше всего.
Погано, что Хант этого так и не понял. Или понял, но предпочел долбаного архангела, от которого целиком зависел, и свой дурацкий мятеж. Погано, что Брайс так и не поумнела, продолжая верить во всякую чушь относительно любви и проявляя непростительную слепоту.
