– А в каком возрасте ты совершил Нырок?
– В двадцать восемь.
– Почему именно тогда?
– Несколькими днями ранее умерла моя мать.
Глаза Брайс наполнились печалью. Ханту было не выдержать ее взгляд. Вопрос о Нырке невольно вскрывал ее собственную рану.
– Я не находил себе места, – продолжал Хант. – И тогда я запросил о предоставлении мне общественного Якоря и совершил Нырок. Но моя жизнь ничуть не изменилась. Я мог обрести силу архангела или мелкой птички. Через пять лет у меня на лбу появилась татуировка. Это было все равно что отсечь мне ноги по колено.
Хант слышал, как Брайс провела рукой по одеялу.
– Ты когда-нибудь сожалел, что примкнул к мятежу ангелов?
Хант обернулся. Брайс стояла возле кровати.
– Меня никто об этом не спрашивал.
Никто не осмеливался. Но она выдержала его взгляд.
– Не знаю, что и думать, – сказал он.
Остальное он передал глазами: «Здесь я не скажу об этом ни слова».
Брайс кивнула. Затем посмотрела на голые стены, где не было ни картин, ни плакатов:
– Не любишь украшать свое жилище?
Он побросал одежду в сумку, вспомнив, что у Брайс есть стиральная машина.
– Микай меня купил, он же может меня и продать. В любой момент. Пускать здесь корни – только беду кликать.
Брайс поежилась, хотя в комнате было тепло и даже душно.
– А если бы в ту ночь он погиб, что сталось бы с тобой? Со всеми Падшими и рабами, которые ему принадлежат?
– Права владения нами перешли бы к тому, кто его заменил. – Хант ненавидел каждое слово, вылетавшее у него изо рта. – Если он не оговорил это в завещании, все его имущество, включая рабов, было бы разделено между другими архангелами.
– И новый хозяин не признал бы твою сделку с Микаем.
– Разумеется, нет.
Уложив одежду, он выдвинул ящики письменного стола, выбирая, какое оружие взять. Он чувствовал: Брайс следит за каждым его движением, будто считает каждый нож и пистолет.
– Если бы ты обрел свободу, чем бы стал заниматься?
Хант проверил патроны, сложенные на столе. Брайс подошла ближе. Взяла длинный нож, как берут грязный носок.
– Я слышала, твои молнии – явление крайне редкое среди ангелов. Даже архангелы не способны метать молнии.
– И что? – спросил Хант, складывая крылья.
– Тогда почему Тридцать третьем легионом командует Исайя, а не ты?
Хант забрал у нее нож и сунул в сумку.
– Потому что я успел очень и очень многих настроить против себя – и не жалею об этом.
Так было и до горы Хермон. Однако Шахара увидела в этой особенности его характера проявление силы и сделала своим генералом. Он пытался оправдать оказанную честь и потерпел сокрушительное поражение.
– А мы с тобой в чем-то похожи, Аталар, – с улыбкой заговорщицы сказала Брайс.
* * *
Ангел оказался вовсе не плох. После взрыва вынес ее из клуба без обычной мужской бравады. Оказал помощь. Не меньше ее хотел выполнить порученное дело. И без конца злил Рунна.
Под конец сборов Ханту позвонил Исайя и сказал, что их запрос о свидании с Бриггсом одобрен, однако понадобится несколько дней, пока узника приведут в надлежащее состояние и доставят из Адрестийской тюрьмы. Брайс попыталась не думать о том, в каком состоянии Бриггс находился сейчас.
Единственным светлым пятном в звонке Исайи была новость об Оракуле. Та согласилась принять его завтра, с самого утра.
Спуск в лифте вызывал у Брайс странное замирание в животе. Она все время смотрела на Ханта. Вероятно, в число привилегий Ханта входило право проезжать, не останавливаясь на промежуточных этажах.
До сих пор ее знакомство с малакимами ограничивалось лицезрением патрулирующих легионеров и разряженных элитных отрядов, которые, словно павлины, разгуливали по городу. Большинство предпочитало отдыхать в барах и ресторанах на крышах небоскребов Центрального делового района. Но поскольку шлюх-полукровок туда не пускали, Брайс не подворачивался шанс увести какого-нибудь легионера к себе домой.
И вот теперь она вела одного из них к себе домой, правда по другой причине, не имевшей ничего общего с ее прежними мечтаниями, когда она без зазрения совести пялилась на их мускулистые фигуры.
Как-то летом они с Даникой целых две недели ходили во время обеденного перерыва Брайс на крышу дома, примыкавшего к тренировочному центру легионеров. Ангелы их даже не замечали. Раздетые до трусов, легионеры упражнялись и потели. Отчаянно потели.
Хождения на крышу продолжались бы и дальше, если бы местный сторож не поймал их и не прогнал, обозвав извращенками и навсегда заперев дверь.
Кабина замедлила ход и остановилась, у Брайс в последний раз екнуло в животе. Двери разошлись и открыли взору стену легионеров, недовольных долгим ожиданием. Увидев Ханта, легионеры тут же изменили выражение лиц, делая это с подозрительной тщательностью.
Тень Смерти. На столе у Ханта среди прочего Брайс увидела и его знаменитый шлем. Хвала богам: шлем остался в казарме.
Вестибюль Комитиума был заполнен до отказа. Куда ни глянь – везде крылья и татуировки на лбах, везде привлекательные мускулистые тела. Все смотрели на вход, вытягивали шею, чтобы лучше видеть. Но подниматься под купол вестибюля никто не решался.
Хант замер на краю толпы, почти перегородившей доступ к лифтовому отсеку казарм. Брайс сделала шаг к нему. Справа распахнулись двери другого лифта. Оттуда выскочил Исайя. Увидев Ханта, остановился:
– Я только что слышал…
От волн силы, распространявшихся с другого конца вестибюля, у Брайс подогнулись ноги. Казалось, та же сила опрокинула толпу ангелов на пол. Все встали на колени и склонили голову.
Теперь никто не мешал Брайс, Ханту и Исайе увидеть темноволосую архангелицу, появившуюся в громадных стеклянных входных дверях. Рядом с нею был Микай.
31
Сандриела одновременно с Микаем повернулась туда, где стояли Хант, Брайс и Исайя. Она узнала Ханта – это было видно по глазам. Ее взгляд задержался на Ханте и остановился на Исайе. Брайс она полностью проигнорировала.
Брайс сразу узнала Сандриелу. Она так часто мелькала на телеэкранах, что была известна всей планете.
Хант, стоящий в шаге от Брайс, напоминал туго натянутый канат. Таким Брайс его еще не видела.
– Опускайся, – пробормотал Исайя, становясь на колени.
Хант не шевельнулся. И, как поняла Брайс, не собирался. Коленопреклоненные ангелы с любопытством и опаской посматривали на него и красноволосую девицу.
– С нею нет Поллукса, – снова зашептал Исайя. – Не упрямься. Становись на колени.
