– Господин, но… я не…
– Что такое? – удивлённо вскинул брови демон-бык.
– Я… мы… мы не смогли…
– Где? Сунь? Укун? – Мован грозно встал, выпрямившись во весь свой немалый рост, и сжал кулаки.
– В… в Саратове. Оказывается, это страшный город, господин…
Демон-бык молча прошёлся по кабинету, вбивая своим весом широкие копыта в пышный ворс ковра, потом подошёл к окну, посмотрел на открывающийся за окном пейзаж искусственного карликового садика и вновь повернулся к призраку.
– Ты понимаешь, что ты говоришь, Лю Гуй? Вы вчетвером не смогли… не смогли что? Взять одного беспомощного получеловека-полуовощ, который тысячи лет просидел в заточении и наверняка тронулся умом?!
– Всё оказалось не так просто…
– Где Хуньдунь? Он был назначен главным, он провалил задание, значит, ему и предстоит отправиться в Диюй первым!
– Медведь ослеп, мой господин. Царь обезьян плеснул ему в глаза какое-то зелье. Он обезумел от боли и потери ориентации, выбросившись в окно. Его удалось найти, так что сейчас он мечется по своей комнатке, разнося всё, до чего может дотянуться, постоянно рычит и воет. Лучше бы вам не видеть его сейчас и не попадаться ему под руку.
– То есть это мне не попадаться ему под руку? Мне? Ему?! Что ты хочешь этим сказать, бледный идиот? Ты забыл, кто я?!
– Нет, господин, я не забыл, – опустив глаза, тихо ответил изуродованный призрак. – А вот Хуньдунь сейчас вряд ли помнит об этом. Он пьёт водку и горланит русские песни…
– Что?!!
Сказал солдат: прости, Праско-овья,
Что я пришёл к тебе живой.
Хотел я выпить за здоро-овье,
А должен пить за упокой…
– Что ты несёшь, безмозглый идиот?
Молчал солдат, слеза кати-илась,
Слеза утраченных надежд.
А на груди его свети-илась
Медаль за го-ород Будапешт! –
выразительно допел Лю Гуй, вытирая невольно выступившие слёзы.
Демон-бык с трудом выровнял дыхание, исподволь отдавая себе отчёт, что второй раз призрака всё равно нельзя убить, а где закопаны его кости, не знает никто, даже он сам.
– Где старик Кудзыячи?
– Его напоили медицинским спиртом, потом выбили резцы и выкинули в то же окно. Теперь он постоянно плачет, ужасно шепелявит и плюётся своей ядовитой слюной всякий раз, когда пытается что-то сказать. Он очень напуган, господин…
– Что с крысой?
– Убита.
– Как?.. – Ошарашенный Мован всей тушей рухнул на заскрипевший стул.
– Насмерть…
– Значит, Сунь Укун хладнокровно убил Хой Лаошу?! – тихо спросил он.
Лю Гуй отрицательно замотал изуродованной головой:
– Её убила та желтоволосая женщина, господин. Ученица обезьяны. Она бросилась на неё с диким криком и отрубила голову обычным совком для уборки мусора.
Бык на минуточку охренел от ужаса. Он встал, подошёл к аквариуму, только сегодня установленному в углу кабинета, и принялся наблюдать за плавными движениями рыбок.
Говорят, это успокаивает. Потом он открыл крышку аквариума, запустил туда руку, выловил самую большую рыбу в золотистой чешуе и съел её живьём.
– Что ж, он неплохо обучил её… – задумчиво пробормотал Мован.
– Что теперь нам делать, господин?
– Ничего. Уходи. Дальше я сам.
Он вновь встал у окна и смотрел, как шевелятся на ветру зелёные листья карликовых деревьев. Вода с мокрого рукава капала на пол, мелкие золотые чешуйки застряли между квадратных зубов…
– Ой, я выйду, мне мама звонит! – предупредила Ольга, метнулась в гардероб, взяла пуховик и выбежала из ресторана, наспех набрасывая его на плечи.
Царь обезьян и повар-гуй минуту сидели молча, отводя взгляды. Потом шеф-повар заговорил первым:
– Ты же понимаешь, что теперь он сам приедет сюда?
– Да, – коротко ответил Сунь Укун.
– И что ты будешь делать?
– Убью его.
– Возможно. Но сначала он убьёт твою женщину.
– Она не моя женщина.
– Хи-хи-хи, – без улыбки сказал повар, а затем встал и скрылся на кухне.
Ольга вернулась почти сразу. От неё пахло снегом, морозом и выхлопными газами от проезжавших мимо самодвижущихся повозок. Она села за стол и большими глотками допила остывший чай.
– А чего ты такой грустный? – спросила она, отметив отсутствующий взгляд китайца.
– Я не грустный.
– А где Ли Гоушен?
– Ушёл делать свою работу.
– В общем, я поговорила с мамой. После Нового года поедем к ней, я вас познакомлю. Ты смешной и странный, но ты ей понравишься, она таких любит. А на Новый год… я подумала, может, мы в «Хэ» пойдём? Забронируем столик, весело проведём время. Там после двенадцати ночи такой классный мужик с гитарой приходит и крутые песни поёт. «Ба-та-ре-е-ейка-а-а…» – вдруг пропела блондинка.
– Господин Гоушен сказал, что вас можно рассчитать? – вежливо спросил подошедший к столику официант.
– Да, – сухо ответил китаец. – Мы уходим.
У Мован стоял перед зеркалом, поправляя белоснежный воротничок рубашки. Раскрытый чемодан валялся на диване рядом с полулежащей царевной, уныло подпирающей рукой голову.
– Мне так нахваливали куропаток… – разочарованно пробормотал Мован. – А они… Квохчут, трепыхают крыльями, щекочут своими перьями. Ни объёма, ни фигуры, ни удовольствия. Просто большие груши в перьях.
– Зачем ты рассказываешь это мне, муж мой? – спросила царевна.
– Чтобы ты не повторяла моих ошибок, моя госпожа, – с издевательской улыбкой ответил он и слегка склонил голову.
– Когда ты вернёшься?
– Скоро, моя царевна. Я притащу сюда царя обезьян, а если повезёт, ещё и твою подругу, чёрно-бурую лисицу Да Цзи. И мы оба наконец узнаем все их секреты.
Он бросил быстрый взгляд в зеркало и удовлетворённо улыбнулся, увидев, что Яшмовое Личико явно занервничала.
– Может быть, ты ненадолго останешься? – Царевна опустилась на пол и поползла к нему на четвереньках, подметая роскошными чёрными волосами пол. – Я помогу тебе забыть квохчущих куропаток…
Однако У Мован быстро подошёл к чемодану, закрыл его и направился к двери.
– Не сомневайся, о моя прекрасная жена, когда я вернусь к тебе, то уже не буду помнить ни о каких куропатках. Меня будешь интересовать лишь ты.
Яшмовое Личико нервно сглотнула…
За окном опять шёл снег, кружась волшебным вальсом под светом уличных фонарей и исчезая в темноте. Царь обезьян молча бился упрямым лбом о стену в маленькой кухне. Спокойная блондинка так же молча заваривала свежий чай.
