Проверил обойму.
Выключил свет.
А затем в кабинете грохнул выстрел.
Глава 51
И на посошок – мятный капучино
Когда сокровище в руках, рубины словно сор,
Сердечный страх повергнут в прах. Что сердце?
Сладкий вор
В груди, в пути – куда идти? Бежать за кем вослед?
Она – Зима. Ее – Весна. И Лета знойный бред.
На кладбище в годовщину смерти Вилли Ригеля Катя пришла вместе с дежурным Уховым. Он словно постарел на десять лет.
Они положили цветы к скромному памятнику, где были лишь ЕГО имя, фамилия и годы жизни. На земле рядом лежала охапка цветов. И стояла стопка водки, накрытая кусочком черного хлеба. Катя поняла, что Гектор побывал на могиле своего друга раньше них.
Ухов долго смотрел на памятник. Потом взял Катю под руку и тяжело оперся на нее. Как старик, хотя был крепкий мужик и не так давно разменял свой шестой десяток. Катя повела его с кладбища. Они хотели провести этот день вместе в разговорах о НЕМ. Им никто не был нужен. И Катя знала – даже если бы Ухов к вечеру вдребезги напился, она сама бы отвезла его на такси домой. В такой день дежурного из Староказарменска, потерявшего своего названного сына, нельзя было оставлять одного. Никак.
Писательница-детективщица Лиза Оболенская, получившая свою свободу, с которой она, правда, порой теперь не знала, что делать, в годовщину ЕГО смерти на кладбище не поехала.
Ей из издательства привезли «авторские» экземпляры ее новой книги «Умру вместе с тобой». Она брала книгу за книгой в руки и разглядывала стильную обложку.
Посмотрела рейтинги. «Лучшая проза сентября на Литрес»… На ее официальной странице в интернете читатели накидали вопросов. И все они касались двух прежних героев ее книг – бравого телохранителя и майора полиции, которые столь полюбились читателям. Вопросы сводились к одному: отчего они исчезли из романов так внезапно? Почему их сюжетные линии оборвались? Что с ними обоими стало? И – «пожалуйста, верните нам их!»
Лиза Оболенская читала эти вопросы на своем мобильном. Взяла книгу… Раскрыла. Страницы веером.
Умру вместе с тобой…
Какое название…
Она медленно выдрала из своей новой книги страницу, затем еще одну, еще одну… смяла…
Ну, что ты, Mein Diamant… Моя Драгоценность, зачем ты опять лжешь сама себе, а? Никто ни с кем не умер. И никто ни с кем не умрет. Это все для красного словца, да? Чистый писательский вымысел. И ЭТО тоже – в горнило, в печку неуемной творческой фантазии. Все ради писательского ремесла. Чтобы читали… чтобы тебя читали…
ЕГО лицо…
Она видела ЕГО сейчас так ясно, словно ОН был жив. И стоял рядом.
Вальтер…
Но нет.
Даже писатели, в книгах своих всесильные, как боги-творцы, не могут воскресить тех, кто погиб в реальной жизни, а не на страницах сказок. А без прототипа – если он был яркий, как звезда, все эти персонажи – просто пустая мертвая оболочка. В которую уже не вдохнешь новую жизнь.
Яркий, как звезда… Великодушный. Отважный.
И как звезда, так быстро сгорел – в той темной осенней ночи.
Вечером того же дня – годовщины смерти Вилли… Вальтера Ригеля его друг Гектор сидел в своем «Гелендвагене» на темной набережной Москва-реки среди заброшенных пакгаузов столичного Южного порта.
Рядом на сиденье – небольшой баллон с закисью азота. В этот раз Гектор решился обойтись без кислородной маски – просто открыл вентиль, и пьянящий газ с запахом газировки распространился по салону машины, словно пузырьки… проникая в кровь…
Окончательно все потерявший в этой жизни Гектор видел лицо своего друга Вилли, которого он обрел и так быстро потерял. Не смог спасти… снова не смог спасти, не смог помочь, уберечь… Как и тогда своего брата-близнеца – там, среди душистых роз и хвои, обрамленных, словно оправой, горными блистательными снегами Кавказа…
Вилли смотрел на него пристально. А затем поднял руку – сделал запрещающий жест. Нет, не сейчас… mein camerade… да, в той старой немецкой песне поется – и когда меня не станет, наша встреча с ним настанет… Но не сейчас, не сейчас, Гек…
И Гектор внял его запрету. Прикрутил вентиль баллона с веселящим газом.
Перед его глазами теперь была ОНА…
Катя…
Тот вечер после веселящего газа… Ее лицо – встревоженное, испуганное, растерянное, когда она смотрела на него и… Он поклялся себе тогда, что никогда больше… Никогда…
Но слово-то не воробей, да?
В тот вечер он вернулся домой в Серебряный Бор к отцу. Отправил усталую сиделку спать, а сам сделал для отца все, что нужно. Искупал его в ванной, сменил белье, накормил с ложки и уложил спать.
Сидел у себя наверху и читал «Илиаду». Все время ощущая, что Катя… вот она рядом, протяни руку, коснись ее волос, загляни ей в глаза… скажи… ну, скажи ей то, что уже больше не можешь скрывать…
Звонок на мобильный. В мессенджере.
– Я слушаю.
Молчание.
– Кто говорит?
На какой-то счастливый сумасшедший миг ему показалось, что это ОНА… она ему звонит, не пишет, как вечером, а звонит сама, потому что снова беспокоится о нем и…
– Катя, это вы?!
– Добрый вечер, полковник.
Гектор узнал голос Аристарха Бояринова – Штирлица Иваныча – насмешливый и холодный.
– Как тебя зацепило, полковник. Надо же. А я заметил. Так ты запал на нее… Так запал.
– У тебя возражения? – спросил Гектор. – На пушечный выстрел к ней подходить не смей. Понял?
Штирлиц Иваныч засмеялся с неприкрытой издевкой.
– Ну точно, запал ты жестоко на эту красотку-журналистку. Нет, полковник, нет, Гек… она мне на фиг не нужна. Хотя…
– Что?
– Есть вещи, которые ей вроде как и знать не положено, да?
– Какие вещи?
– Те, что ты так тщательно скрываешь от всех, заслоняясь своим покойным братцем, словно щитом, от сплетен и пересудов.
Гектор ощутил, как у него пересохло во рту.
– Ты меня при ней дураком выставил, помнишь? Насчет тайны моей – братца моего арестанта. Но мы же по части тайн с тобой, полковник, тоже почти как близнецы, а? Вдруг красавица узнает твою тайну? Разочаруется она в тебе. И смотреть в твою сторону не станет, потому что такие, как ты, полковник, бабам не просто не нужны, они им противны.
– Ты чего хочешь? – Гектор охрип.
– Я хочу тебе помочь окончательно не опозориться в глазах твоей обожаемой Кати. Ты можешь купить свой позор. Есть цена.
– Говори конкретно.
